Sunday, June 29, 2014

1 Возвращение памяти Историко-публицистический альманах Выпуск 1

Раскрыты* лагеря Западной Сибири
1. Алтай — лагерь на границе Омской обл. и Казахской ССР.
2. Асино, поселок — Томско-Асинское управление лагерей.
3. Березово — лагерь. (Кемеровская обл? Низовья Оби, около 64-й параллели?)
4. Омск — лагерь, примерно в 5 км вверх по Иртышу от Омска.
5. Омлаг — управление лагерей.
6. Салехард, поселок — лагерь.
7. Стройка 501 — непостроенная жел. дор. Салехард — Игарка.
8. Тавда — лагерь, предназначен для лесоповала и сплава.
9. Тайга — лагерь, Кемеровская обл.
10. Тобольск — лагерь, политический изолятор.
11. Тура — лагерь. (Нижняя Тунгуска? Свердловская обл.— Богословлаг?)
11а. Тюмень — лагерь.
12. Дзержинский, поселок — лагерь, Искитимский район, Новосибирская обл.
13. Колпашево, поселок — лагерь, места расстрелов.
14. Колывань, поселок — женский лагерь.
15. Кривощековские лагеря № 5, 6, 7 — использовались для строительства левобережной части Новосибирска.
16. Куета — пересыльный пункт, примерно в 5 км западнее окраины Барнаула.
17. Ложок, поселок — отдельный лагерный пун кт/(ОЛП) № 4. на окраине Искитима, Новосибирская обл.
18. Нарым — место ссылки кулаков Западной Сибири, 1930— 1933 гг.
19. Остров — на р. Оби около пос. Александровского. Местные жители называют его «островом смерти». Весной 1933 г. сюда было завезено около 7 тыс. чел., большинство из которых погибли.
20. Пихтовка, поселок — лагерь на севере Новосибирской обл.
21. Саплаг — лагерь на окраине Искитима, Новосибирская обл.
22. Томсклаг — лагерь жен врагов народа.
23. Бекет — лагерь, Кемеровская обл.
24. Во.скресенка — лагерь, Кемеровская обл.
25. Горношорские лагеря — строительство жел. дор. до ст. Таштагол Кемеровской обл.
26. Кемерлаг — использовался на строительстве химкомбината:.
27. Кольгон — лагерь-высел, Кемеровская обл., заключенные работали без конвоя — «расконвойка».
28. Котовский — женский лагерь, совместное содержание политических и уголовников. Кемеровская обл.
29. Кузнецклаг — использовался для строительства металлургического комбината в г. Сталинске (Новокузнецк).

30. Майск-1, Майск-2 — лагеря. Кемеровская обл.
31. Мариинск — сибирское управление лагерей особого назначения — СИБУЛОН. Здесь был лагерь для инвалидов.
32. Новоивановка — лагерь, Кемеровская обл.
33. Новый свет — лагерь. Кемеровская обл.
34. Прокопьевск — места расстрелов.
35. Сосновка — места расстрелов, Кемеровская обл.
36. Спасск, поселок — лагерь золоторудного прииска, Кемеровская обл.
37. Сталинск (Новокузнецк) — лагерь.
38. Тисуль, поселок — места расстрелов, Кемеровская обл.
39. Чумай — места расстрелов, Кемеровская обл.
40. Южкузбасслаг — управление лагерей в Сталинске (Новокузнецк).
41. Юрга — пересыльный лагерь, места расстрелов.
42. Ягуновка, поселок — места расстрелов, Кемеровская обл.
43. Яя — женский лагерь, Кемеровская обл., использовался на лесозаготовительных работах, существовал уже в 1931 г.
44. Я*лаг — управление лагерей.
45. Аламбай, поселок — лагерь, Алтайский край.
46. Боровлянка (или Сосновка), поселок — лагерь. Алтайский край.
47. Кзыл-Озек — пересыльный лагерь, размещался в бывшем женском монастыре в Горно-Алтайске.
48. Пйсьяново, поселок---лагерь, Алтайский край.
49. Сектелет — лагерь на р. Белой, Алтайский край.
50. Чудииовка, поселок — лагерь, Новосибирская обл., образован еще в 1931—1933 гг.

Возвращен ие ПАМЯТИ
НОВОСИБИРСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО 19 9 1













ББК 84 Р7-4 В64
Составитель кандидат исторических наук И. В. ПАВЛОВА.
Карту сталинских лагерей Западной Сибири составил инженер-геодезист В. Н. КОМИССАРОВ.
Бумагу на издание альманаха предоставил Новосибирский союз журналистов
Возвращение памяти. В64      Историко-публицистический альманах,— Новосибирск: Новосибирское книжное издательство, 1991. 296 с, ил.
ISBN 5—7620—0399—X
Нравственная задача новосибирского отделения общества «Мемориал» — вспомнить и назвать имена всех жертв сталинского террора. Первый выпуск альманаха включает научно-публицистические статьи по истории Сибири, воспоминания репрессированных и их родственников, документы, фотографии тех страшных лет.
0503020901-52     91 ББК 84 Р7-4
М143(03)-91





ISBN 5—7620—0399—X 




© Новосибирское книжное издательство, 1991.

ПОКАЯНИЕ И НЕНАСИЛИЕ
В нашей сегодняшней бурной общественной жизни, когда идет стремительная политизация населения, одна за другой оформляются новые партии и общественные организации и, как снежный ком, нарастают все новые и новые социально-экономические проблемы, как-то затерялся голос Всесоюзного добровольного истори-ко-просветительского общества «Мемориал». Вначале, когда людям только открывалась правда о преступлениях сталинщины, идея Мемориала привлекла к себе широкие массы сочувствующих. Я помню вечер памяти жертв сталинизма, состоявшийся 1 декабря 1988 г. в большом зале Дома ученых Новосибирского академгородка. Зал на тысячу мест был полон, люди стояли в проходах. Необычайное единение охватило присутствующих, когда была объявлена скорбная минута молчания. Вспоминается и первая учредительная конференция Новосибирского общества «Мемориал» 15 апреля 1989 г., на которую собрались разные по настроению к мыслям люди — от бывших репрессированных до молодых людей из «Демократического союза». Но их всех объединила тогда идея Мемориала.
Прошел ровно год, и на научно-публицистической конференции «Великий перелом в человеческом измерении» в малом зале Дома ученых 9 декабря 1989 г. собралось лишь несколько десятков человек, на вторую конференцию Новосибирского общества «Мемориал» 15 апреля 1990 г.— 53 человека. Но, пожалуй, самое сильное впечатление произвел зал Дома ученых во время благотворительного концерта в фонд «Мемориала» 16 мая 1990 г. В нем было всего 50 человек...
Что же произошло? Почему оказалось, что сегодня «Мемориал» нужен только репрессированным и их родственникам, да горстке энтузиастов. И такое положение характерно не только для Новосибирска. Оно типично в целом по стране. Каковы же место и роль «Мемориала» в нашем обществе? И готово ли общество к тому, чтобы воспринять идею Мемориала? Все эти вопросы далеко не праздные. Они прямо связаны с раздирающими сегодня общество проблемами. Попытаемся дать на них ответ. Но сначала немного истории.
5

Идея Мемориала возникла в годы оттепели после известного доклада Хрущева на XX съезде КПСС. Вспомним, как тогда ставился вопрос — предлагалось «увековечить память видных деятелей партии и государства, которые стали жертвами необоснованных репрессий в период культа личности». Но тогда вопрос и в такой постановке не был решен.
Лишь в 1987 г. почти одновременно с созданием Комиссии Политбюро ЦК, которая начала прерванную в середине 60-х гг. работу по изучению материалов, связанных с репрессиями, вновь возникла, вернее возродилась, идея Мемориала, теперь уже не только как памятника, но и как неформальной организации.
По стране движение за создание «Мемориала» стало разворачиваться в 1988 г. На XIX Всесоюзной партийной конференции, спустя почти 27 лет, вновь была высказана мысль о памятнике, но теперь уже всем жертвам сталинских репрессий. В конце января 1989 г. прошла учредительная конференция «Мемориала» как всесоюзного общества, которое, к слову сказать, до сих пор официально не зарегистрировано. В 164 городах оформились местные общества «Мемориал». Одно из них существует в Новосибирске. Хотя каждое общество имеет свой устав, цели и задачи всех схожи. Общество «Мемориал», как записано, к примеру, в новосибирском уставе, объединяет граждан, «отвергающих политическое насилие и убежденных в недопустимости забвения страшных уроков репрессий и террора сталинизма, их мучеников и жертв и считающих необходимым воплотить свои убеждения и свою сопричастность этой народной трагедии путем создания особого места для поклонения жертвам и покаяния вольных или невольных виновников злодеяний сталинизма — Мемориала, включающего в себя, помимо памятника жертвам, информационно-исследовательский и просветительский центр с общедоступным архивом, музеем и библиотекой».
«Мемориал» не ограничивает свою деятельность по сбору и изучению материалов, связанных с репрессиями, хронологическими рамками 30—40—50-х гг. У многих в этом отношении сложилось неверное представление о целях и задачах «Мемориала». Члены этого общества, что хотелось бы особо подчеркнуть, выступают против всех политических репрессий, против политического насилия вообще. Отрицание политического насилия является той чертой, от которой начинается превращение «Мемориала» из организации в общественно-политическое движение. Пока в нашей стране «Мемориал» существует только в виде неформальной общественной организации. Надо признать, что и не все члены общества осознали эти глобальные задачи Мемориала как общественно-политического движения. Многие, в том числе и бывшие репрессированные, готовы вести работу по разоблачению сталин
6

ских репрессий 30—40—50-х гг., но не вмешиваться, как они говорят, в большую политику. Уже сам факт свидетельствует о том, как далеко еще наше общество от решения задач Мемориала — общественно-политического движения. Эти задачи намного шире, чем задачи «Мемориала» — неформальной организации. Это не только установление памятников в местах массовых расстрелов и захоронений, а также на месте бывших лагерей. Это не только сбор материалов о преступлениях сталинщины и помощь оставшимся в живых репрессированным и их родственникам. Это не только воспитание граждан в духе осуждения сталинизма. Цель Мемориала как общественно-политического движения — освобождение общества от политического насилия.
В мире нет и не было движений, подобных нашему Мемориалу, потому что ни одна страна не пережила за такой короткий срок столько насилия в своей истории, как наша.
Насилие в российском обществе было всегда. Это чисто наше явление, которое в особенно явном виде существует в России с XVI века, с момента установления власти самодержавия — государства-хозяина в своей собственной стране. Но с 1917 г. насилие в России приобрело новое качество. Оно стало основным средством решения социальных проблем. Сначала это было насилие против враждебных классов. Троцкий признался в 1927 г.: «Насилие может играть огромную революционную роль. Но при одном условии: если оно подчинено правильной классовой политике. Насилие большевиков над буржуазией, над меньшевиками, над эсерами дало — при определенных исторических условиях — гигантские результаты». Но очень скоро это насилие над классовым противником превратилось в насилие против оппозиционно настроенных членов самой большевистской партии. И как бы страстно ни писал Троцкий в 20-е годы о коренной ошибке руководящей фракции во главе со Сталиным, думающей, что при помощи насилия можно достигнуть всего, насилие нарастало неотвратимо. В конце концов оно стало универсальным, превратившись в насилие против собственного народа. Где, в какой другой стране пролилось такое море крови, где, в какой другой стране было заплачено миллионами человеческих жизней за установление нового общественного порядка! Как никакая другая, наша страна за короткий срок — немногим более семи десятилетий — пережила величайшие потрясения — гражданскую войну, коллективизацию, голод 1921 г., 1932—1933 гг., 1947 г., Великую Отечественную войну, массовую депортацию народов с родных мест, архипелаг ГУЛАГ. И та критическая, черта, у которой оказалась страна сегодня, со всей очевидностю показала, что путем насилия невозможно решить никакие социально-экономические проблемы, что этот путь ведет только в исторический тупик, из которого мы до
7

сих пор даже не знаем, как выбраться. Самый трагичный результат всех этих преобразований — советский человек, все наше люмпенизированное общество, зараженное ядом насилия. Здесь речь идет не о росте преступности, а о том, что в нашей стране люди в подавляющем большинстве не представляют себе иного способа решения социальных проблем, как путем насилия.
Революция, ожесточенная гражданская война, последующее развитие советского общества, через всю историю которого проходит перманентный поиск внутреннего врага, виновного в бедах и неудачах страны, привели к тому, что слово «расстрелять» люди произносят, не задумываясь, оно не повергает их в отчаяние. Это слово произносится именно тогда, когда речь заходит о борьбе с тем или иным, по их представлениям, негативным явлением. Причем произносят это слово люди, находящиеся на разных ступенях социальной лестницы и на разных уровнях образованности — от простой работницы до доктора наук.
Сегодня общество много узнало *о преступлениях сталинщины, но этот трагический опыт и наша настоящая жизнь находятся как бы в разных плоскостях. Пройденный исторический путь пока ничему не научил общество. Казалось бы, в этой стране, истерзанной, уставшей от насилия, нетерпимости, должно было наступить насыщение, после которого новое насилие становится невозможным. Но, к сожалению, все повторяется на новом уровне. Сегодня на окраинах страны врагами оказались люди других национальностей, в самой России часть общества видит врагов в евреях и масонах, возлагая на них всю вину за происшедшее, другая часть — в партаппаратчиках и т. д. На митингах со всей страстью произносятся речи, направленные против определенного врага. Нынешние демократы при всем благородстве их целей и устремлений в своих действиях в большинстве своем остаются ленинцами, плоть от плоти людьми, воспитанными на насилии. Поэтому, яростно выступая против Ленина, они не предлагают других методов решения наших сегодняшних проблем, чем те, которыми руководствовались большевики, призывая к свержению существовавшего правительства. Такие настроения далеко не изжиты и в самом обществе «Мемориал». К примеру, сегодня, говоря о Колпашевской трагедии, случившейся в 1979 г., когда размыло крутой берег реки и в результате обнаружились остатки массового захоронения 30-х гг., многие члены общества возлагают вину на конкретного человека — Е. К. Лигачева, бывшего в то время первым секретарем Томского обкома КПСС. Никто не снимает с него ответственности за происшедшее. Но хочется задать вопрос: «А где же были другие руководители? Что думали непосредственные исполнители? Где в конце концов были люди — свидетели творившегося надругательства над трупами людей, уже ставших од
8

нажды жертвами репрессий? Почему все молчали?» Ведь это были не 30-е годы, а конец 70-х, когда уже не существовало прямой угрозы быть репрессированными.
И вот здесь я подхожу к самой сложной для нашего общества1 проблеме всеобщего покаяния. Без этого общество не сможет перейти к своему новому состоянию, где не будет места насилию. Надо признать, что самый перестроечный фильм «Покаяние» Т. Абуладзе оказался непонятым. Не понята его основная идея — в том, что произошло в нашей стране, виноваты не какие-то оккупанты, творившие беззакония на чужой для них земле. В том, что произошло, виноваты мы сами. Эта вина разной степени тяжести: одна —- вина руководства страны, другая — вина активных исполнителей, а третья — это вина народа, принявшего новый режим и участвовавшего в его действиях. Маркс, которому тоже сегодня досталось за наши проблемы, в свое время писал: «Нации, как и женщине, не прощается минута оплошности, когда первый встречный авантюрист может совершить над ней насилие». Эти слова относятся и к нам.
Простое решение вопроса — возложить вину за Октябрьскую революцию только на Ленина и большевиков. Но историческая действительность гораздо сложнее простых схем, и историки еще долго будут биться над одной из самых трудных ее загадок — почему Россия в 1917 г. приняла ленинизм, который предполагал насилие в качестве основного средства решения социальных проблем? Почему Россия пошла за Лениным и большевиками, почему огромная масса населения повернулась своею «азиатской рожею», т. е. оказалась способной на насилие? Простое решение вопроса — возложить ответственность и-за коллективизацию только на Сталина и его окружение. А где же была партия, под руководством которой вершилась коллективизация во всех уголках необъятной России? Вот почему так трудно разграничить правых и виноватых, палачей и жертв в нашей советской истории. Очень остро встал этот вопрос и на учредительной конференции всесоюзного общества «Мемориал» в январе 1989 г. Тогда конференция приняла мудрое решение признать массовые незаконные репрессии преступлением против человечности и провести общественный суд над Сталиным и его подручными в интересах гуманности и милосердия, отказавшись от уголовного преследования живых.
Сегодня взгляд на нашу историю стал гораздо объемнее, чем в период хрущевской оттепели, когда деятели партии и государства однозначно рассматривались только как жертвы культа личности Сталина. Сегодня уже достаточно ясно, что такой подход далек от реальной действительности, но, от этого не становится, легче. Как, например, относиться к М. Н. Тухачевскому, расстрелянному 12 июня 1937 г., и к Тухачевскому, жестоко подавившему Тамбов
9

ское восстание крестьян в 1921 г.? К Р. И. Эйхе, расстрелянному 4 февраля 1940 г. после невероятных мучений, когда ему во время пыток сломали позвоночник, и к Эйхе, инициативному исполнителю всех директив Сталина в Сибири? И даже к М. Н. Рютину, который широко известен сегодня как человек, решительно выступивший в 1932 г. против Сталина и возглавлявшегося им режима. Можно ли однозначно говорить о нем как о герое, зная о том, как активно он боролся в 20-е гг. с троцкистами, будучи секретарем Краснопресненского райкома г. Москвы, и таким образом внес свой вклад в победу сталинской фракционной группы в партии и становление сталинизма? Все сплелось в нашей истории в жестокий кровавый клубок.
Ну, а при чем тут мы,— скажет современный читатель,— мыто не жили во времена сталинщины. Но и Сталин умер в 1953 г. и не несет прямой ответственности за развал нашей экономики, социальной сферы, распад нашей нравственности и культуры. Признание вины не только системы, а каждого из нас за то состояние общества, к которому мы сегодня пришли, дается труднее всего. Сейчас всем кажется, что они-то уж не виноваты, что они-то уж все понимали и до 1985 года. Это тоже ложь. Вспомните себя, вспомните, какими вы были несколько лет назад, и многие ли следовали завету А. И. Солженицына «жить не по лжи», многие ли сохранили свое человеческое достоинство? Такое признание и будет покаянием.
Трагедия нашего народа состоит в том, что террор и страх, стремительное падение цены человеческой жизни, начавшееся с 1917 г., с одной стороны, а с другой — каждодневный разрыв между словом и делом, безудержное славословие и ложь изменили природу человека, сделали его безынициативным и, как очень верно отметил историк М. Я. Гефтер, «лишенным ответственности за происходящее в стране, лишенным права на эту ответственность и привыкшим жить вне ее и даже сумевшим это худшее из современных лишений превратить в своего рода комфорт». Все это сделало в итоге советского человека не только жертвой, но и соучастником творившихся в стране преступлений.
Тех людей, которые действительно противостояли существующему режиму, которые сохранили свое достоинство, было немного. Они и сегодня остаются нашими нравственными ориентирами.
Это такие люди, как А. А. Ахматова, не согнувшаяся в годы сталинщины и написавшая свой «Реквием» не в 60-е годы, а в 1935—40 гг., который впервые был опубликован в нашей стране лишь в 1988 г., а до этого не пропускался простыми советскими людьми, работавшими в издательствах, отделах культуры и т. д. и т. п. Это А. И. Солженицын, в 60 — 70-е гг. писавший свой «Архипелаг ГУЛАГ», А. Д. Сахаров, не побоявшийся один выступить
10

против системы государственной лжи, в частности, против войны в Афганистане. Это диссиденты, получавшие в 70-е гг. обычные тогда 7 лет лагерей и 5 ссылки, в то время, как большинство советских людей спокойно жило при этом режиме и более того, многие клеймили и Сахарова, и Солженицына, не зная их взглядов и не читая их произведений, осуждали диссидентов, не имея представления о их деятельности. Вот это наше недавнее прошлое заставляет ощущать свою собственную вину за происшедшее особенно остро. Только в таком признании каждым своей вины и покаянии в своем соучастии во лжи я вижу спасение общества и начало его пути к консолидации. Не надо строить на этот раз никаких иллюзий. Это будет долгий и трудный путь. Но только на этом пути возможно действительное созидание, возрождение того лучшего, что было в российском обществе и лучших черт нашего народа.
А пока... страна не может вырваться из замкнутого круга проблем, в который она попала в 1917 году. Снова раздаются голоса «расстрелять», «надо браться за оружие», и не только голоса — во многих регионах страны уже пролилась кровь. Сердце сжимается при взгляде на сегодняшний развал и нагнетание нового насилия. Неужели у России такая судьба, и ей не вырваться из этого круга иначе, как с помощью нового насилия, новой гражданской войны?!
Единственной основой, на которой только и может произойти консолидация нашего общества на его трудном пути к своему будущему, в котором не будет места политическому насилию, я считаю идею Мемориала. В этом смысле эта идея представляется мне спасительной для общества, но, к сожалению, далеко еще не осознанной в этом своем качестве.
Как никогда, сейчас велика роль интеллигенции. Наступил тот час, когда советская интеллигенция должна показать, действительно ли она таковой является, действительно ли понимает проблемы страны и болеет за ее судьбу. Настоящая интеллигенция должна направить свои усилия в этот критический для страны период не на выяснение групповых интересов и удовлетворение собственных амбиций, не на поиски врагов, виновных в бедах страны, а на сплочение людей на основе покаяния и ненасилия, на основе идеи Мемориала.
Как бы ни была трудна и неустойчива сегодняшняя жизнь, я верю в то, что когда-нибудь в этой стране Мемориал станет действительно общественно-политическим движением, движением всех за возрождение российского общества на основе идей ненасилия.
Путь к гражданскому обществу в нашей стране лежит через нравственные испытания историей своей страны. На этом пути потеряно уже более 30 лет и потеряно безвозвратно. Если бы этот
11

процесс развернулся тогда, после XX съезда! Поэтому так важно, чтобы сегодня мы были последовательными и стойкими в своих делах. Поэтому так важно сегодня сделать все возможное, чтобы не погасла та свеча, опутанная колючей проволокой, что является эмблемой «Мемориала». Не -погасла от злобы, нетерпимости, нового насилия.
Мемориал, о котором говорится сегодня, нужен в первую очередь нам и нашим детям, чтобы они стали не «каэрами», не «винтиками», не трудовыми ресурсами, не населением, с чьим мнением не считается начальство, а свободными людьми, знающими свое прошлое, ответственными за настоящее и будущее своей страны. И не кусок холодного гранита нужен нам в качестве мемориала, а правда, вся без изъятия, вся, которую добудем, не исказив и не утаив ничего.
* * •
Свой альманах мы назвали «Возвращение памяти». В нем представлены очерки и рассказы о людях, ставших жертвами репрессий, их документы и воспоминания. Это лишь малая часть материалов о нашей реальной истории, той истории, о которой мы не знали или предпочитали не знать, забыть, от которой хотели отгородиться. Основу альманаха составляют материалы, хранящиеся в архиве Новосибирского отделения Всесоюзного добровольного историко-просветительского общества «Мемориал».
Я. ПАВЛОВА

ПУБЛИЦИСТИКА

И. ПАВЛОВА
ТРАГЕДИЯ «СТАЛЬНЫХ» ЛЮДЕЙ
Варвара Николаевна Яковлева в ВКП(б) с 1904 г., в разные годы кандидат в члены ЦК и секретарь Московского областного комитета РСДРП (б), председатель Петроградской ЧК,* секретарь Сиббюро ЦК партии, нарком финансов РСФСР. Расстреляна в 1941 г.
Иван Никитич Смирнов — большевик с 1899 г., член ЦК в 1920 г., член Реввоенсовета республики, председатель Сибревкома, зам. председателя исполкома Петроградского Совета, нарком почт и телеграфов. Расстрелян в 1936 г.
Этих людей связало не только общее дело, но и судьба. В первые годы революции эти имена гремели, сегодня их знают единицы, главным образом историки.Как и имена других коммунистов, находившихся в разное время в оппозиции к сталинскому режиму, они старательно обходились в нашей исторической литературе. Имя Смирнова, проявившего наибольшую стойкость и последовательность в неприятии режима Сталина, фактически было вычеркнуто из нашей истории. Яковлевой «повезло» больше. Бе имя встречается в энциклопедических изданиях с непременной концовкой «отошла от троцкистской оппозиции», что на языке просталинской историографии означало: имя может быть упомянуто. Однако за исключением двух-трех небольших статей, затрагивающих в основном участие В. Н. Яковлевой в подготовке Октябрьской революции, едва ли найдется о ней что-либо еще в безбрежном море исторических сочинений.
* * *
В марте 1938 г. в Москве проходил процесс по делу так называемого антисоветского йравотроцкистского блока. На нем были окончательно раздавлены и осуждены Бухарин, Рыков, Крестинский, Раковский и другие. Но приговор,
15

прозвучавший на процессе, стал приговором не только для подсудимых, но и для выступавших на нем свидетелей. Они обвиняли своих товарищей в чудовищных преступлениях — предательстве, шпионаже, заговоре против Совет* скои власти, намерении убить Ленина, Свердлова, Сталина... Одним из свидетелей на процессе выступала Варвара Николаевна Яковлева. В начале 1918 г. она вместе с Бухариным входила в группу левых коммунистов, выступивших против заключения Брестского мира, вместе с ним и еще девятью большевиками подписала заявление в адрес ЦК партии и в знак протеста вышла из состава ВСНХ...
Давая показания против Бухарина, Яковлева свидетельствовала и против себя. Это была уже не та гордая, независимая, непреклонная Яковлева, некогда возглавлявшая Петроградскую ЧК. В последнем акте трагедии, трагедии «стальных» людей,— как назвал ее А.Кестлер*, ей была отведена роль свидетеля, а затем обвиняемой.
Сегодня уже много написано о страшной судьбе ленинской гвардии, почти полностью уничтоженной в 1930-е годы. Фабрикуя процессы и дела и расстреливая большевиков, делавших революцию, Сталин преследовал двоякую цель — устранение свидетелей и участников событий, фальсифицированных в его версии истории Октября и гражданской войны, и нагнетание атмосферы подозрительности и страха, в которой только и возможен был тот невиданный размах репрессий, обрушившихся уже на все общество.
Варвара Николаевна Яковлева вступила в большевистскую партию в 1904 г. в девятнадцатилетнем возрасте. В это время она училась в Москве на Высших женских курсах, готовясь стать астрономом. Многим тогда запомнилась прехорошенькая курсистка-математичка, выделявшаяся среди слушательниц курсов своим твердым характером. Став большевиком, Варвара Николаевна сразу оказалась в гуще событий. В декабре 1905 г. она уже сражалась на баррикадах вооруженного восстания в Москве, а в следующем году была первый раз арестована. До 1910 г. таких арестов было четыре. Находясь между арестами на полулегальном положении, в 1907 г. сумела-таки закончить курсы. Некоторое время работала учительницей, занималась
•Артур Кестлер (1905—1983) род. в Будапеште, жил в Австрии, Германии и Франции. В середине 1930-х гг. предпринял большое путешествие по Центральной Азии и год прожил в Советском Союзе. Автор романа «Слепящая тьма», изданного на Западе в 1940 г., а у нас опубликованного лишь в 1988 г. в журнале «Нева» (N? 7,8).
16

IV Сибирская партийная (Новониколаввек, авгу В центре — В. Н. Яковлева, слева с
нее — И. Н. Cm
переводами с немецкого и французского. В это же время Варвара Николаевна стала женой известного профессора астрономии П. К. Штернберга.
Казалось, в жизни все складывается удачно, и будущее могло быть спокойным и уверенным. Она любима, увлечена работой, есть дом, родители, друзья... Но революция манила и притягивала ее неодолимо. В 1910 г. в очередной раз Варвара Николаевна была арестована и отправлена в ссылку в Нарым. Там она познакомилась с В. М. Косаревым, В. В. Куйбышевым, И. Н. Смирновым и др. Конечно же, такая бунтовщица, как Яковлева, долго не могла пребывать в бездействии.
В начале 1912 г. она бежала из ссылки. Этот отчаянный побег был организован с помощью И. Жилина, В. Куйбышева и В. Косарева, которым удалось некоторое время скрывать ее отсутствие в Нарыме. Варвара Николаевна успела перебраться за границу, но пробыла там недолго. Ее тянуло в Россию. В начале 1913 г. она возвращается и становится агентом ЦК РСДРП в Центральном промышленном районе. Сила духа, вера в правоту своего дела, пора
17

зительная целеустремленность производили сильное впечатление на людей, общавшихся с В. Н. Яковлевой. Она вовлекла в революцию своего младшего брата Николая, ставшего в 1918 г. председателем Центросибири — верховного органа сибирских Советов.
Но в этом же 1913 г. Варвара Николаевна была арестована и вновь отправлена в Нарым. Снова побег, но на этот раз неудачный. Она сломала ногу, была арестована и отправлена в ссылку в Астраханскую губернию в г. Енота-евск, где почти не было политических ссыльных. Однако Варваре Николаевне удалось поддерживать связь со своими единомышленниками, находясь даже в таком изолированном положении. В этой ссылке родилась ее первая дочь.
Летом 1916 г. она возвращается в Москву и входит в состав Московского областного бюро ЦК РСДРП (б), .а после Февральской революции избирается его секретарем. Фигура Яковлевой в партии столь же масштабна, как и фигуры Н. К. Крупской, И. Ф. Арманд, А. М. Коллонтай. Вместе с И. Арманд В. Н. Яковлева занималась выпуском журнала «Жизнь работницы». Дружила с Надеждой Константиновной, а впоследствии многие годы работала с ней в Наркомпросе. В 1917 г. Варвара Николаевна входила в тот узкий круг большевиков, которые были заняты непосредственной подготовкой социалистической революции. Не раз встречалась она с В. Й. Лениным. Энергия и деловые качества создали ей авторитет в партии. На VI съезде в августе 1917 г. Яковлева избирается кандидатом в члены Центрального Комитета. 10 октября она участвует в историческом заседании ЦК, принявшем решение о вооруженном восстании. Варвара Николаевна была секретарем этого заседания. К ней стягивались все нити по подготовке восстания в Москве. Газета «Известия» в первую годовщину Октября написала, что «Варвара Николаевна — один из крупнейших организаторов восстания в Москве и области».
После победы революции она некоторое время была заместителем Дзержинского в ВЧК, затем работала в ВСНХ. «Аппарат сколачивала В. Яковлева,— писал А. Ломов (Г. И. Оппоков),— ... с утра до ночи с упрямством и энергией». С сентября 1918 г. по февраль 1919 г. Варвара Николаевна возглавляет Петроградскую ЧК, затем работает в коллегии Наркомата продовольствия. Воображение рисует Яковлеву в образе комиссара из «Оптимистической трагедии» — непреклонной, твердой рукой подписывающей приговоры тысячам людей...
18

В апреле 1920 г. по решению ЦК Яковлева вошла в состав Сиббюро ЦК партии. Варвара Николаевна поехала в Сибирь, с которой была связана памятью о близких людях — в январе 1920 г. во время похода 5-й Красной Армии против Колчака умер от воспаления легких ее муж П. К. Штернберг, а раньше, осенью 1918 г., от рук бело-бандитов в Олекминской тайге погиб брат Николай Николаевич Яковлев. В Сиббюро ЦК партии работали и ее товарищи по ссылке Смирнов и Косарев. Здесь Варвара Николаевна сближается с Иваном Никитичем Смирновым. Они были знакомы еще со времени Декабрьского вооруженного восстания в Москве в 1905 г., затем встречались в Нарымской ссылке, откуда Смирнов также два раза бежал. Последний раз перед встречей в Сибири работали вместе в Москве, где Смирнов в Октябрьские дни также активно содействовал подготовке вооруженного восстания.
К моменту приезда Яковлевой Смирнов уже был легендарной личностью. Председатель Сибревкома, руководитель сибирских коммунистов, освободитель Сибири от Колчака. Популярность и авторитет Смирнова были огромны. Его называли сибирским Лениным, крестным отцом Сибири, а Сибревком — сибирским Совнаркомом.
Смирнов передает Варваре Николаевне все дела по Сиббюро, й она становится первым в современном смысле этого слова секретарем Сиббюро ЦК партии.
Колчак разгромлен, но Сибирь по-прежнему охвачена бандитизмом, разрушен транспорт, рабочий класс не организован... Яковлевой приходилось решать массу самых разных вопросов, и делала она это быстро, решительно и основательно. Все документы готовились самой Варварой Николаевной — в архиве сохранились черновики писем, телеграмм, постановлений, распоряжений, написанных ее рукой. Кроме этого, поездки на места, восстановление, а нередко и создание новых коммунистических ячеек. Выступая 1 августа 1920 г. на II Сибирском совещании РКП (б), И. Н. Смирнов подвел первые итоги: «Сиббюро, имевшее только одного постоянного работника (т. Яковлеву), сумело выполнить в короткий срок свои задания с большим успехом, чем это сделали прочие окраины Советской России. Это признается не только здесь, но и в центре... При непосредственном идейном участии Сиббюро РКП в Сибири в течение нескольких месяцев была собрана распыленная при Колчаке рабочая сила рудников, каменноугольных копей, окончательно налажен транспорт, причем восстановлено на Сибирской магистрали около 100 железнодорож
19

ных мостов. Наконец, самое главное, в ряде крупных городов Сибири созданы коммунистические Советы рабочих и крестьянских депутатов. В результате неутомимой деятельности Сиббюро в Сибири в короткий срок из ничего создана самая мощная коммунистическая армия, насчитывающая около 50.000 членов». Высокая оценка, данная Смирновым работе Сиббюро во главе с Яковлевой, была в то же время оценкой деятельности самого Смирнова, так как ни один вопрос не решался без его участия.
Заслуги Смирнова и Яковлевой оценены. Смирнов вновь предложен X съезду партии для избрания в состав ЦК, а Варвару Николаевну вместе с Н. Н. Крестинским сибирская делегация на съезде рекомендовала в Оргбюро ЦКРКП(б).
Известно мнение Ленина о В. Н. Яковлевой. 20 декабря 1920 г. на Пленуме ЦК после состоявшегося накануне разговора с Варварой Николаевной и под впечатлением этого разговора Ленин обменялся записками с Каменевым. В одной он высказал мнение о том, что Яковлеву можно рекомендовать в секретари Московского комитета РКП (б), а в другой записке — что он накануне более часа беседовал с ней и вынес очень хорошее впечатление.
После разговора с Лениным Яковлеву отзывают из Сибири, и с декабря 1920 г. она возглавляла Московский комитет партии, но из Омска, где тогда размещались Сибрев-ком и Сиббюро, одна за другой шли телеграммы с просьбой вернуть ее в Сибирь. 15 марта 1921 г. в телефонном разговоре со Смирновым К. X. Данишевский, делегат X съезда партии, сообщил, что планируется новое назначение Яковлевой в Главтоп и что для откомандирования ее обратно в Сибирь телеграмму надо дать непосредственно Ленину.
Многочисленные просьбы возымели свое действие. В апреле 1921 г. Варвара Николаевна вернулась в Сибирь, но и в.этот раз проработала здесь недолго. В начале 1920-х гг. имела широкое распространение практика перебросок членов партии из региона в регион и с должности на должность. Известные в партии коммунисты И. Н Смирнов, И. И. Ходоровский, С. Е. Чуцкаев, М. М. Лашевич, С. В, Косиор и др. проработали в Сибири недолго, но за короткий период успели сделать главное — поставить дело. Собственно говоря, их усилиями проведены в жизнь первые мероприятия Советской власти.
19 августа В. Н. Яковлева делает последний доклад на совещании секретарей губкомов, состоявшемся во время IV
20

Сибирской партийной конференции. Это был доклад о красном бандитизме, с которым она незадолго до этого выступала на заседании Оргбюро ЦК. В связи с красным бандитизмом в Сибири сложилась крайне опасная ситуация, которая вела к продолжению гражданской войны. Красный бандитизм возник как негативная реакция бедняцких слоев деревни, привыкших к продразверстке и живших за счет внутреннего перераспределения излишков продовольствия, на переход к нэпу. В него оказались вовлеченными участники партизанского движения, члены партии, низшие органы ЧК и милиции, считавшие, что Советская власть недостаточно решительно борется со своими врагами. Проявлениями красного бандитизма были самочинные расправы с зажиточными крестьянами и реквизиции хлеба.
Для того, чтобы разобраться в этой критической ситуации, требовались незаурядный политический ум, практический опыт и твердость. Яковлевой, Смирнову и другим членам Сиббюро удалось быстро разобраться в природе этого явления и принять решительные меры по его преодолению.
Через неделю после выступления Варвара Николаевна сдала дела новому секретарю Сиббюро И. И. Ходоровскому и вернулась в Москву. В сентябре из Сибири уехал и Иван Никитич, вызванный телеграммой Молотова, в которой сообщалось о назначении его заместителем Зиновьева в исполкоме Петроградского Совета.
Смирнов работал в Петрограде недолго, с мая 1922 г. он был переведен в Главвоенпром ВСНХ, являлся членом президиума, затем председателем ВСНХ. С 1923 г. назначен наркомом почт и телеграфов. Яковлева работала сначала заведующей Главпрофобром, затем заместителем Наркомпроса.
Переломным в их судьбе стал 1923 год. Новое руководство партии в лице Зиновьева-Сталина-Каменева, которое стало складываться после первого приступа болезни Ленина 25-27 мая 1922 г., по целому ряду позиций проводило иную политическую линию. Эта линия, начавшаяся с поддержки сталинского плана автономизации, в дальнейшем выразилась в зиновьевско-сталинской политике «диктатуры партии», а также курсе на свертывание нэпа.
Результатом такой политики стало стремительное обособление партийных аппаратов от партии и как следствие этого резкое ограничение внутрипартийной демократии. Партийно-аппаратная система управления страной с самого начала вступила в противоречие с целями и задачами но
21

вой экономической политики. Это противоречие выразилось осенью 1923 г. в «ножницах» цен между промышленными и сельскохозяйственными товарами и кризисе сбыта, когда товары, несмотря на острую нужду в них в деревне, оставались на складах непроданными. В основе этого кризиса лежало стремление руководства начать индустриализацию страны за счет деревни уже в 1923 г. Валютный фонд для нее создавался за счет экспорта хлеба, скупленного у крестьян по очень низким ценам, и в условиях, ограничивающих его свободную торговлю. Однако эти попытки, как и стремление ликвидировать дефицит в государственном бюджете за счет широкой продажи водки и т. п., в 1923 г. не привели к ожидаемым результатам. Они натолкнулись на сопротивление в партий и стране.
С заявлением в адрес ЦК 15 октября 1923 г. выступили 46 большевиков, участники революции, многие из которых в свое время, были членами ЦК. «Чрезвычайная серьезность положения,— говорилось в этом заявлении,— заставляет нас (в интересах нашей партии, в интересах рабочего класса) сказать вам открыто, что продолжение политики большинства Политбюро грозит тяжкими бедами для всей партии. Начавшийся с конца июля этого года финансовый и хозяйственный кризис со всеми вытекающими из него политическими, в том числе внутрипартийными, последствиями безжалостно вскрыл неудовлетворительность руководства партией как в области хозяйства, так и особенно в области внутрипартийных отношений». В числе 46-ти большевиков, подписавших это заявление, были И. Н. Смирнов и В. Н. Яковлева. Они оба присутствовали 25-27 октября на заседаниях объединенного Пленума ЦК и ЦКК, который отверг предложенную представителями 46-ти резолюцию о расширении внутрипартийной демократии, осудил выступления 46-ти и Троцкого и постановил их документы не оглашать.
Во время дискуссии, которая началась с опубликованной в «Правде» 7 ноября статьи Зиновьева «Новые задачи партии», Смирнов и Яковлева были на стороне оппозиции. Особенно активно выступал Смирнов. Дискуссия продемонстрировала полное незнание рядовыми членами партии того, что происходит в эшелоне высших партийных руководителей, и это незнание было особенно очевидным за пределами Москвы. Коммунисты обсуждали проблемы внутрипартийной демократии, не зная ни писем Троцкого, ни заявления 46-ти, которые, собственно, и дали толчок этой дискуссии.
22

Победила линия ЦК. Подобранные аппаратом делегаты XIII Всесоюзной партийной конференции поддержали решение, сформулированное Сталиным в докладе о партийном строительстве, осудить выступление Троцкого и 46-ти как мелкобуржуазный уклон. Делегаты поддержали также решение закрепить резолюцию «О единстве партии», что делало ее с этого времени фактически законом жизни партии, и опубликовать пункт 7 этой резолюции, дававший право совместному заседанию ЦК и ЦКК двумя третями голосов переводить из членов в кандидаты или исключать из партии любого члена ЦК в случае нарушения партийной дисциплины или допущения фракционности. Это предопределило судьбу внутрипартийной демократии. Зловеще прозвучали на конференции слова Сталина: «...Некоторые товарищи фетишизируют, абсолютизируют вопрос о демократии, думая, что демократия всегда и при всяких условиях возможна... демократии развернутой, полной демократии, очевидно, не будет».
Происшедшие события оказали на И. Н. Смирнова,и В. Н. Яковлеву чрезвычайно сильное влияние. Большевики, привыкшие к свободе выражения своих мнений, были поставлены перед жестоким выбором: или смириться с усиливающимся диктатом, или оказаться в оппозиции, что автоматически означало оказаться вне закона. Для таких гордых и независимых людей, как Смирнов и Яковлева, принятие этого означало бы отречение от себя. А они были известны в партии именно своим независимым поведением. Не случайно И. Н. Смирнов не был переизбран в ЦК на X съезде партии в марте 1921 г., а предложенная кандидатура В. Н. Яковлевой отклонена в ходе выборов в Оргбюро ЦК. Они оба не приняли ленинскую платформу десяти — Иван Никитич был сторонником Троцкого, а Варвара Николаевна при голосовании воздержалась. В чрезвычайно критической ситуации, возникшей в партии в связи с дискуссией о профсоюзах и обострившейся начавшимся Крон-штадским мятежом, сам Ленин предпочел независимо мыслящим коммунистам — таким, как И. Н. Смирнов, Е. А. Преображенский, Л. П. Серебряков, своих послушных сторонников. Смирнов не отказался от своих убеждений и после 1923 г. и оставался верен им все последующие годы.
В 1925 г. у Варвары Николаевны и Ивана Никитича родилась дочь. Прожили они после этого вместе недолго, но, и расставшись, были неравнодушны к судьбе друг друга.
Варвара Николаевна постепенно отошла от политической деятельности. Иван Никитич по-прежнему оставался
23

сторонником левой оппозиции в партии. Он активно пропагандировал ее взгляды, а в мае 1927 г. подписал заявление 83-х, выступая за сплочение партийных рядов на основе ленинской политики.
В декабре 1927 г. XV съезд исключил И. Н. Смирнова из партии в числе других 75 членов троцкистской оппозиции. В 1929 г. Смирнов подавал заявление в партию и был на некоторое время восстановлен, даже назначен директором Горьковского автозавода, но затем вновь исключен и в январе 1933 г. арестован. Первоначальный приговор был 5 лет заключения в Суздальском политизоляторе... Варвара Николаевна в 1929 г. была назначена наркомом финансов РСФСР. Избиралась членом ВЦИК. В 1930 г. она выступала на XVI съезде партии. Ее выступление ничем не выделялось среди других выступлений. Как и другие, она призывала «вскрывать оппортунистические тенденции с революционной беспощадностью». Ее деятельность с этого времени согласуется с генеральной линией ЦК партии во главе со Сталиным. Внешне это была уже совсем не та Яковлева, которую знали в партии до революции и в первые годы Советской власти. А что было у нее в мыслях, нам знать не дано. К сожалению, ничего не можем сказать и о том, как она восприняла коллективизацию, что чувствовала, узнав о голоде 1932/33 гг. (а нарком финансов РСФСР не мог об этом не знать!), что думала, присутствуя на XVII съезде партии как делегат с совещательным голосом, слушая покаянные речи тех, с кем в 1917 году шла в революцию — Бухарина, Зиновьева, Каменева... Известно только, что главным в ее жизни в эти годы была работа, работа, где она также все решала быстро, основательно, по-мужски. Признанием ее заслуг стал орден Ленина, который она постоянно носила на лацкане своего неизменного английского костюма. Работа и редкие часы отдыха, встречи с Бухариным, Луначарским, Куйбышевым, Крупской и другими старыми большевиками. Но отдыхать Варвара Николаевна не умела и в спокойной домашней обстановке часто спешила, нервничала, срывалась...
В августе 1936 г. она узнала о расстреле Смирнова, осужденного по делу так называемого троцкистско-зиновь-евского блока. С этого времени домашние часто заставали ее сидящей неподвижно и смотрящей в одну точку. Она уже предчувствовала и свою судьбу. За ней пришли 12 сентября 1937 г. После выступления на процессе по делу Бухарина 14 мая 1938 г. последовал приговор Военной коллегии, и Варвара Николаевна была отправлена по этапу.
24

В 1941 г. перед самым началом войны из Орловского политизолятора одно за другим пришли пять ее писем, адресованные старшей дочери. В них боль матери за судьбу детей и очень скупые строки о себе — говорится так, будто речь идет о командировке. В этом опять проявилась прежняя гордая и независимая Варвара Николаевна. Но, к счастью, мы знаем ее последние слова, которые донесли до нас по цепочке находившиеся вместе с ней заключенные. «Это — термидор»,— так оценила Варвара Николаевна происходящее.
11 сентября 1941 г., когда немцы подходили к Орлу, В. Н. Яковлева была расстреляна вместе с другими 156 заключенными Орловского политизолятора. Реабилитировали ее в 1958 г., а Смирнова спустя еще 30 лет.
* * *
Время многое изменило в восприятии и оценке нашей истории. Кардинальным образом изменилось отношение к Октябрю и деятельности большевиков. Все чаще звучат голоса, полностью перечеркивающие их деятельность и видящие в ней только зло.
У меня не поднимается рука писать так об этих людях. Более того, я убеждена в том, что правда не в огульном охаивании, а в попытке разобраться в мотивах и обстоятельствах действий людей, творивших нашу историю. У каждого из них к тому же бьйга своя жизнь и своя судьба. Но их всех объединила одна трагедия. И эта трагедия большевиков была предопределена в самом начале их пути, когда они избрали насилие в качестве основного средства решения социальных проблем, думая, что, уничтожив враждебные классы и устранив эксплуатацию, они тем самым создадут условия для созидательного движения к светлому будущему. Этот выбор привел сначала их, а потом и всю страну, завоеванную ими, к катастрофе.
Смирнов и Яковлева были уничтожены, как и подавляющая часть других старых большевиков. Именно уничтожены. Не осталось даже могил. Хотя в последнее время стало известно о месте расстрела политзаключенных Орловской тюрьмы. Медведевский лес. Но, где именно, осталось тайной. Сталинские палачи умели заметать следы. И в этом случае не поленились предварительно выкопать деревья вместе с корнями, а после расстрела вновь посадить их на месте захоронения.
...Будем же милосердны ко всем жертвам нашей многострадальной истории!

2 Возвращение памяти Историко-публицистический альманах Выпуск 1

С. ПАПКОВ
ЗАГОВОР ПРОТИВ ЭЙХЕ
Современному читателю хорошо известно имя Роберта Индриковича Эйхе — видного деятеля большевистской партии периода 20—30-х годов. В сталинской партийно-государственной иерархии тех лет этот человек занимал довольно высокое и ответственное положение. С 1929 по 1937 годы он руководил сначала общесибирской, а затем — западносибирской парторганизацией и был, по существу, главным действующим лицом в проведении политики, решительно изменившей развитие и весь традиционный уклад прежней Сибири.
Эйхе родился в 1890 г. в семье латышского батрака. По специальности рабочий-слесарь. В 1905 г. вступил в большевистскую партию и активно участвовал в революционном движении в Латвии. После Октябрьской революции находился на ответственной работе в Наркомпро-де РСФСР. В 1924 г, направлен в Сибирь. В 1925— 1937 гг.— председатель Сибкрайисполкома, секретарь Западно-Сибирского крайкома ВКП(б). С октября 193/ г,— нарком земледелия СССР. На XIV и XV съездах партии избирался кандидатом в члены ЦК ВКП(б), на XVI и XVII съездах — членом ЦК ВКП(б), с 1935 г.— кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б). Награжден орденом Ленина (1935 г.). Репрессирован в 1938 г.
Писать и говорить об Эйхе всегда было очень трудно. Долгие годы представления об этой личности формировались в основном под влиянием официальных установок и находили отражение в довольно упрощенном образе большевистского руководителя — «борца за счастье народа». При этом неизменно подчеркивалось, что жизнь Эйхе трагически оборвалась в период сталинских репрессий, что само по себе давало определенные основания для противопоставления Эйхе Сталину и его преступной политике. Однако нельзя не видеть и другого. А именно того, что Эйхе представлял собой типичный образец деятеля сталинской
26

Сибирская делегация на XV! съезде ВКП(б) с членами Политбюро ЦК ВКП(б). 1930 г.

эпохи. Он неразрывно был связан с политикой «великого вождя» и прилагал немало сил и способностей для ее осуществления в Сибири.
Назначение Эйхе на пост руководителя огромного края произошло в тот момент, когда Сталин уже прочно закрепил свое господствующее положение в партии и благополучно изолировал основных противников. Для дальнейших действий генсеку нужны были теперь не только послушные и преданные сторонники, но, главным образом, люди, способные твердо л неукоснительно проводить его политику. Эйхе оказался вполне подходящим для этой роли.
Не будет преувеличением сказать, что руководитель сибирских коммунистов являлся непосредственным ставленником Сталина, прямым исполнителем его воли. Такое положение ко многому обязывало. С одной стороны, оно давало доверенному лицу генсека огромные, почти диктаторские полномочия и власть над людьми, но с другой стороны — требовало беспрекословного подчинения, безоглядной решимости в исполнении любых указаний вождя.
Эйхе шел за Сталиным до конца. Занимая высшую ступеньку партийно-государственной власти в Сибири, он проявлял исключительную настойчивость и даже самоотверженность в «борьбе за большевистские темпы» преобразований, в «преодолении кулацкой опасности», в «выкорчевывании примиренчества и оппортунизма», в «выявлении враждебных и вредительских элементов». Как и многие другие революционеры его поколения, он без видимых колебаний сумел переступить ту грань, которая в политике всегда отделяет решительность от жестокости, твердость — от произвола и беззакония, а непримиримое отношение к идейным противникам — от готовности истреблять инакомыслящих.
Иначе говоря, политическая карьера Р. И. Эйхе красноречиво подтверждает ту истину, что Сталину удалось вовлечь в свои кровавые эксперименты немало представителей старой большевистской гвардии и связать их общей ответственностью за страшные последствия своей политики.
Жесткая линия руководства Эйхе в Сибири стала отчетливо проявляться в конце 1929 г., с развязывания в крае массовой кампании насильственной коллективизации. Это было время перехода к совершенно новому политическому курсу, к которому страна и сама партия во -многом оказались неподготовленными.
В политику решительного «наступления на кулака», в разжигание «кулацкой угрозы» втягивалось все больше и
28

больше партийных организаций Сибири, включая наиболее отдаленные ее регионы. Противодействие этому процессу подавлялось самым беспощадным образом, а отсутствие усердия вело к резкому осуждению. В ноябре 1929 г. уже по всему краю в ходу были лозунги: «Тот не коммунист, кто не видит кулацкой опасности, не распознает лицо классового врага». Распространялись требования «немедленного изъятия у кулаков всего товарного хлеба». Газеты стали наводняться материалами о бесчисленных «ошибках» местных партийных организаций и отдельных коммунистов в «вопросах хлебозаготовок». Устраивался суровый разнос, а затем исключались из партии те деревенские ячейки, которые «не видели расслоения в деревне», «потеряли классовую линию и чутье».
Без сомнения, Эйхе выступал одним из главных вдохновителей произвола в отношении сибирского крестьянства. В январе 1930 года на собрании новосибирского актива он призывал «сейчас же, одновременно с ликвидацией, с отобранием средств производства у кулаков», часть из них «выслать в далекие районы севера,в концентрационные лагеря», а другую часть — «использовать на работе в трудовых колониях». Если же какие-то партийные организации будут проявлять неумение или нежелание найти кулака,— указывал Эйхе,— то «виновникам этих правооппортуни-стических извращений не должно быть никакой пощады».
Бурная инициатива секретаря Сибкрайкома проявлялась и в другой области — при обобществлении собственности крестьян и создании коллективных хозяйств. Так же, как и в «борьбе с кулачеством», здесь уже с первых шагов были допущены серьезнейшие перегибы. По указанию крайкома местные организации стали усиленно насаждать коммуны в деревне, и в результате многие крестьяне лишились возможности вести собственное хозяйство. Весь их инвентарь оказался обобществленным. Нередки были случаи, когда принудительно обобществлялось и личное имущество сельских жителей.
Волна подобных «преувеличений» приняла такие масштабы, что даже прибывший в Сибирь представитель ЦК ВКП(б) А. И. Микоян вынужден был признать: «Насчет коммун — в Сибири много ошибок. В Московской области тоже много ошибок по части обобществления гусей, кур и проч., но такого обобществления, как в Сибири, не было. ...Сибирь побила все рекорды».
Поворот в политике партии и государства очень болезненно отразился на деятельности местных партийных ко
29

митетов и ячеек. Многое рядовые коммунисты были деморализованы. Недовольство распространилось и среди части руководителей. К лету 1930 г. настроения протеста против применяемых методов коллективизации ощущались уже повсеместно. Вскоре они захватили также главный партийный центр Сибири — крайком ВКП(б). В стенах этого учреждения обстановка заметно изменилась. В отношениях между членами крайкома появились признаки принципиальных расхождений в оценке нового политического курса. Стал назревать острый конфликт между теми, кто надеялся приостановить разгул насилия и развал экономики деревни, и теми, кто готов был наращивать темпы преобразований, не считаясь ни с какими потерями. В конечном счете разногласия в партийном центре привели к тому, что часть членов бюро крайкома объединилась в самостоятельную группу и попыталась отстранить от руководства главного сторонника жесткой политической линии — Р. И. Эйхе.
Это был своеобразный заговор против Эйхе,отчаянный протест восьми членов Сибкрайкома против своего секретаря и его методов руководства. Группу заговорщиков составили: 2-й секретарь краевого комитета ВКП(б) В. Н. Кузнецов, председатель крайисполкома И. Б. Клименко, его заместитель — Н. С. Базовский, руководители отделов крайкома В. Ю. Егер и Н. П. Крылов, председатель правления Сибуголь Я. К. Абрамов, а также руководитель Сибирской контрольной комиссии Ф. Ф. Ляксуткин и председатель краевого совета профсоюзов Г. В. Баранкин.
Конфликт в крайкоме партии назревал постепенно. Его первые симптомы стали выявляться в начале 1929 г. в ходе дискуссии на IV Сибирской партконференции. Уже здесь можно было обнаружить, насколько глубоко расходится Эйхе со своими будущими оппонентами в понимании целей и методов социалистического строительства в крае. На этой конференции Эйхе выступил с резкой критикой В. Ю. Егера (в то время — секретаря Красноярского окружкома партии) за то, что тот осудил введение в Сибири принудительного хлебного займа и чрезвычайных мер в отношении середняков. По заявлению Эйхе указанные меры следовало безусловно одобрить и добиваться их продолжения.
Большие сомнения в правильности принудительных мер выразил и Я. К. Абрамов (Сибуголь). Он привел один из документов XV съезда ВКП(б), в котором критиковалась идея троцкистско-зиновьевского блока о принудительном изъятии хлеба у крестьян. Этим самым Абрамов указал на
30

значительное сходство сталинской политики с предложениями троцкистов.
На следующей партконференции, в июне 1930 г., участники будущей оппозиционной группы, пользуясь присутствием Микояна, попытались высказать свои претензии и в адрес руководства страны. Их высказывания отражали настроения тех партийных работников, которые принимали самое активное участие в массовых кампаниях в деревне. После бешеных темпов хлебозаготовок и применения насильственных мер такие работники ощущали большое физическое и моральное перенапряжение и теперь рассчитывали на некоторую передышку. Так, обращаясь к Микояну, зам. председателя крайисполкома Базовский говорил: «На Сибири лежала вся тяжесть хлебозаготовок. Мы вывозили всю страну. ...но в этом году мы говорим, если будет какая-нибудь возможность (тов. Микоян это должен учесть), нужно Сибири, западным округам, дать возможность отдохнуть». И далее Базовский откровенно отметил, что в крае сложилась весьма напряженная ситуация. Он сказал: «При других условиях мы имели бы колоссальные волнения, волынки, забастовки и т. д., а сейчас мы кормим отвратительно своих рабочих, это для всех ясно,но рабочий понимает, что эти трудности связаны с реконструктивным периодом...»
Секретарь крайкома В. Н. Кузнецов тоже обратил внимание на серьезные недостатки в политике. Он подчеркнул, что безоглядное ускорение темпов в стране и регионе ведет к прямой бесхозяйственности, ломке рациональной структуры экономики Сибири, а в некоторых случаях — к утрате элементарной хозяйственной выгоды. Особенно нетерпимое положение, отмечал Кузнецов, сложилось в сибирском маслоделии, традиционной отрасли хозяйства края. Еще недавно, говорил он, Сибирь давала 80 процентов экспорта масла СССР, а один Барабинский округ — 33 процента. Теперь же страна неоправданно вынуждена терять очень важный источник дохода. «Почему,-^- спрашивал Кузнецов,— сибирские молочно-животноводческие районы не имеют права требовать обеспечения этих районов хлебом и промтоварами? Почему мы обеспечиваем льняные районы, хлопковые районы промтоварами и хлебом?» И далее продолжал: «...масляные районы не поддерживаем хлебом, эти масляные районы, например, в Бара-бинском округе, вынуждены свое основное животноводческое хозяйство переделывать на зерновое хозяйство, вокруг болот сеять пшеницу для того, чтобы кормиться».
31

Подобной озабоченности, однако, не разделял главный руководитель Сибири — Р. И. Эйхе. Политические интересы первого секретаря лежали совершенно в другой сфере. Не собственные проблемы края беспокоили его, а лишь те, которые определялись в центре и вытекали из замыслов вождя. Для Эйхе превыше всего была забота о проведении в жизнь указаний «сверху», неукоснительное исполнение любой ценой распоряжений генсека. Не разочаровывать «верхи», «оправдать доверие» — вот что составляло основу его политического мышления. В определенном смысле он являлся «винтиком» в сложившейся партийно-аппаратной системе, которая основывалась на жестком подчинении нижестоящих органов вышестоящим и подавляла всякую самостоятельность.
«Для того, чтобы все были довольны,— говорил Эйхе,— пришлось бы, как некоторые думают, «помягче; обходиться с народом». Но тогда краевым комитетом будет недовольна партия [читай: Сталин.— С. П.]... Поэтому и приходится не считаться с этим недовольством, а требовать от каждого партийца выполнения порученной ему работы». «Перед партией руки по швам,— таково требование ленинской партии».
Весьма характерным для Эйхе было и его выступление на XVI съезде ВКП(б). Он увлеченно говорил о «многих и многих достижениях», о невиданных планах наращивания промышленного производства в Сибири. Он,в частности, обещал, что уже в 1932/33 хозяйственном году Кузбасс сможет давать угля «в пять раз больше, чем та программа, которая была утверждена для него на все пятилетие».
Говорил он и о состоянии сельского хозяйства в крае. Отметив значительное ухудшение дел в этой отрасли, Эйхе списал все причины такого положения на неурожай предыдущего года. Он также сказал, что многочисленные уполномоченные, которых направляли в деревню, «принесли большую пользу». В чем выразилась эта «польза», Эйхе не стал разъяснять, но тем не менее уверенно заявил, что правильность генеральной линии «доказана всей практикой нашей работы».
Главные события, связанные с конфликтом в крайкоме, стали разворачиваться в июле 1930 г., после XVI съезда ВКП(б). Возвратившись из Москвы со съезда партии, участники группы начали действовать как профессиональные конспираторы. Скрытно велись переговоры, определялся основной круг единомышленников. По инициативе Клименко и Кузнецова было составлено заявление в ЦК
32

ВКП(б), которое* кроме Кузнецова подписали Баранкин, Базовский, Егер и Абрамов.
В заявлении указывалось, что из-за тех методов работы, которых придерживался Эйхе, в крайкоме и его бюро создалось нетерпимое положение, что деятельность партийных органов в связи с этим осложнилась и поэтому выходом из такой ситуации должно стать смещение Эйхе с поста первого секретаря.
Обоснование главного требования — отставки Эйхе — представляло для авторов документа наиболее сложную задачу. Проблема заключалась в том, чтобы найти такие аргументы, которые были бы достаточно весомы и убедительны и в то же время не позволяли бы усомниться в приверженности генеральной линии партии самих заявителей. Исходя из этого, обвинения в адрес Эйхе свелись в основном к его личным качествам. Первому секретарю ставилось в упрек, что он не сумел сплотить партийный актив, злоупотребляет административными мерами, подменяет советский аппарат и, кроме того, в деятельность крайкома пере-, нес методы работы государственных органов. Еще одним аргументом против Эйхе было указание на низкий уровень его теоретической подготовки.
В этом же документе называлось и имя нового возможного секретаря крайкома. Им, по мнению заявителей, мог стать И. Е. Клименко, недавний зам. наркома земледелия СССР, а в настоящий момент — председатель Сибкрайис-полкома. Авторы документа подчеркивали, что «это выдвижение было хорошо принято всеми организациями, прежде всего нами».
Упоминание о «всех организациях» — весьма примечательное место в заявлении. Оно ясно указывало, что инициаторы протеста против Эйхе заранее готовили почву для замены секретаря и имели определенную поддержку в низовых партийных комитетах. Действительно, как выяснилось позднее, в намерения группы был посвящен целый ряд руководящих работников. В их числе оказались: секретарь Омского окружкома А. К. Алексеев, председатель Сибплана Я. К. Яглом и некоторые другие. Забегая вперед, отметим, что этим людям не удалось избежать расплаты за свою осведомленность. Им, как и основным заговорщикам, пришлось держать ответ по всей строгости.
После того, как заявление было подготовлено, началась самая ответственная часть реализации заговора. Теперь его судьбу предстояло решить в Центральном Комитете. Доставить письмо в ЦК и соответствующим образом притюд-
2—38
33

нести его главным лицам группа поручила Егеру. Ему же было дано задание провести и еще одну предварительную операцию: по пути в Москву заехать в Крым, где в это время на отдыхе находилась часть членов бюро крайкома, и попытаться получить от них подписи под общим заявлением.
С этой задачей Егер справился вполне успешно. 6 августа, вечером он прибыл в санаторий и до двух часов ночи провел переговоры с Крыловым. Затем к ним присоединился Ляксуткин. Егер сумел убедить своих собеседников в том, что за отстранение Эйхе выступает фактически все бюро крайкома, включая и тех людей, подписей которых не было в заявлении. Он сказал также, что идею группы поддерживает и ряд секретарей окружкомов. В довершение ко всему Егер показал письмо Клименко к Сталину, в котором содержались примерно те же положения, что и в заявлении основной группы. Все это выглядело довольно внушительно, и поэтому после некоторых колебаний Ляксуткин и Крылов поставили свои подписи. В ходе последующего разбирательства Ляксуткин — председатель Сибирской контрольной комиссии — говорил: «Мне казалось, что наиболее безболезненным выходом из положения, когда целое бюро 'не может работать с одним человеком, в данном случае ст. Эйхе, является уход т. Эйхе, и я дал свою подпись».
С действиями Егера связан еще один важный эпизод заговора. Прибыв в Москву, сибирский посланец не сразу направился в высшие инстанции. Прежде чем попасть в ЦК, он встретился с председателем Совнаркома РСФСР С. И. Сырцовым, которого хорошо знал по совместной работе в Сибири. Сырцов в это время уже входил в состав Политбюро ЦК и, очевидно, мог оказать некоторую поддержку своим сибирским друзьям. Поэтому Егер проинформировал и его о готовящемся смещении Эйхе. Лишь после того, как Сырцов выразил свое одобрение этому делу, о заявлении группы стало наконец известно в Центральном Комитете.
В срочном порядке в Москву вызываются Эйхе и все основные заговорщики. В разбирательство дела включатся Сталин, Молотов, Шкирятов.
Развязка приближалась. 20 августа 1930 г. ЦК ВКП(б) выносит окончательное решение, изложенное в постановлении «О беспринципной групповщине в Сибирской парторганизации»41. В этом документе отмечалось, что в верхуш
* Правда, 22 августа 1930 г.
34

ке краевого комитета образовалась группа во главе с Кли-менко и Кузнецовым, «которая повела недопустимую, беспринципную борьбу с руководством крайкома».Все обвинения со стороны группы в отношении Эйхе оценивались как «насквозь фальшивые», а действия группы — как ведущие к «разложению партийной организации». Каждому подписавшему заявление объявлялся выговор за «непартийное поведение», а Клименко, Кузнецов, Базовский и Егер снимались также со своих постов.
Таким образом, с заговором было быстро покончено. Оставалось лишь «извлечь уроки» и показать тем, кто противился новому политическому курсу, какой их ждет конец. .       -     -
По всей Сибири развернулась массовая кампания «осуждения» «беспринципной групповщины». Как обычно, в ход были пущены методы демагогии и навешивания ярлыков. Участников группы, вчера еще считавшихся верными большевиками, теперь обвиняли в «отрыве от масс», «подрыве авторитета всей Сибирской партийной организации», «нарушении единства партии». В печати и материалах, распространяемых крайкомом, выступление группы называлось «обывательским протестом против твердого большевистского руководства крайкома», «бунтом мещанской бесхребетности». Партийные ячейки выносили суровые «резолюции возмущения» и требовали исключить из партии всех «групповщиков».
Последовали также и «организационные выводы». Сентябрьский пленум крайкома, заседавший в течение нескольких дней, вывел из своего состава протестовавших против Эйхе. А вслед за этим был смещен с занимаемых постов ряд работников из окружкома и других организаций.
Такие перестановки, однако, явились лишь началом широкой волны кадровых перетрясок в Сибирской парторганизации. Уже через два месяца после осуждения «беспринципной групповщины» выявились вдруг новые фракционные группы,— теперь уже в центре, с участием работников Москвы и центрального аппарата партии и государства. Сначала — группа Рютина, а затем — «право-«левацкий» блок» Сырцова — Ломинадзе. «Разоблачение» этих «оппортунистов» имело далеко идущие последствия. Оно обнаружило, что в их среде имелось немало бывших работников Сибири, сохраняющих связи со своими прежними коллегами и старыми друзьями. Это обстоятельство
35

явилось причиной для проведения очередной кампании разбирательств.
Во всех партийных организациях Сибири вновь развернулась идеологическая атака на «оппортунизм всех мастей», которую сопровождали также поиски «сибирских корней» фракционной деятельности. Теперь уже и «беспринципная групповщина» представлялась в несколько ином виде. «В свете последних фактов антипартийных фракционных вылазок оппортунистов-двурушников,— говорилось в одном из официальных документов,— антипартийное выступление беспринципной группы Клименко и Кузнецова, которое имело место в Западно-Сибирской партийной организации, является одной из первых разведывательных антипартийных вылазок, рассчитанных на то, чтобы ...дезорганизовать ряды парторганизации, поколебать их единство». На основании подобных заявлений выдвигались требования «усилить бдительность» и «давать решительный отпор агентам классового врага».
В конце 1930 г. и в 1931 г. Сибирская партийная организация пережила процесс усиленного перетряхивания своего кадрового состава. Из рядов ВКП(б) исключили многих из тех, кто ранее был близок к участникам выявленных группировок, кто оказался заподозренным в «примиренческом» к ним отношении.
В ходе обновления парторганизации на место выбывших «двурушников» и «примиренцев» приходили новые кадры. Теперь уже им предстояло включиться в очередной виток сталинской политики, а затем, выполнив свою задачу, пополнить собой бесчисленные ряды «врагов народа».
ПРИМЕЧАНИЯ
На основании имеющихся доступных источников пока, к сожалению, невозможно узнать о том, как сложилась дальнейшая судьба участников так называемой «беспринципной групповщины». Поэтому приводим лишь некоторые сведения о них.
Абрамов Я. К.— 1895 г. р., в ВКП(б) с 1919 г., горный техник, председатель правления «Сибуголь», а затем «Кизелуголь» на Урале. Делегат XVI и XVII съездов партии.
Базовский Н. С— член ВКП(б) с 1919 г., рабочий. В 1929—1930 гг.— зам. председателя Сибкрайисполкома. Делегат XV съезда ВКП(б).
Баранкнн Г. В.— член партии большевиков с 1918 г., чернорабочий. В период Октябрьской революции — матрос Балтийского флота, участвовал в штурме Зимнего дворца. В Сибирь прибыл в 1925 г. по партмобили-зации. Работал секретарем Вокзального райкома ВКП(б) в Новосибирске, секретарем Анжеро-Судженского PK ВКЛ(б), а затем — председателем краевого комитета горнорабочих. В 1929—1930 гг.— председатель Сибирского краевого' совета профсоюзов.
Егер В. Ю.— 1895 г. р., член ВКП(б) с сентября 1917 г., служащий. Был партийным работником в Смоленской губернии и Красноярском ок-
36

руге, зав. культпропотделом Сибкрайкома ВКП(б). Делегат XIII, XV и VVI съездов партии.
Клименко Я Я.— (1891 — 1949), член ВКП(б) с 1912 г., чернорабочий. Участник революционного движения на Украине, подвергался арестам и ссылке в Нарымский край. Был председателем Одесского губис-полкома, Киевского губревкома, наркомом земледелия Украины. В 1924 — 1927 гг.— секретарь ЦК КШб) У. В 1928 — 1929 гг.— зам. наркома земледелия РСФСР, а затем — зам. наркома земледелия СССР. В 1930 г — председатель Сибкрайисполкома. Делегат XI, XIII—XVII съездов партии, кандидат в члены ЦК ВКП(б) с XIV по XVII съезд.
Крылов Я. Я.— член ВКП(б) с мая 1917 г., рабочий-пищевик. В 1930 г.—партработник, зав. отделом кадров Сибкрайкома ВКП(б). Делегат XV и XVII съездов партии.
Кузнецов В. Я.— 1896 г. р., член ВКП(б) с июня 1917 г., чернорабочий. Партийный работник в Тверской губернии и в Сибири, 2-й секретарь Сибкрайкома ВКП(б). Делегат XIII—XVI съездов партии.
Ляксуткин Ф. Ф.— рабочий, член ВКП(б) с 1913 г., член ЦКК с XV по XVII съезд. Председатель Сибирской контрольной комиссии — рабоче-крестьянской инспекции. Делегат XIII—XVII съездов партии.

И. САМАХОВА
ЛАГЕРНАЯ ПЫЛЬ
Искитим... Заводские дымы да сельские ярмарки — вот, пожалуй, и все, чем славится ныне рабочий городок под Новосибирском* А не так уж давно, в годы процветания «архипелага ГУЛАГ», слово Искитим наводило ужас на узников лагерей от Печоры до Колымы. На окраине города в поселке Ложок располагался штрафной лагерь «Сибулон», или ОЛП-4 Сиблага. Местный житель В. А. Маркеев свидетельствует, что в 1940 году, дожидаясь своей участи в «пересылке» Магадана, он не раз слышал в разговорах заключенных: только бы не в Искитим!
ОЛП означало — отдельный лагерный пункт. Особенность этого лагпункта* состояла в том, что это был, по сути, лагерь уничтожения. Заключенные работали здесь в известковых карьерах. Едкая пыль, оседавшая в легких, быстро превращала их в кровавые лохмотья. Тех, кто уже не мог махать кайлом, подстерегала голодная смерть — не вышедшим на работу паек не полагался. М. П. Княжева, служившая во время войны в охране лагеря, вспоминает, что доходяги, еще способные двигаться, сползались к столовой и лизали пропитанный помоями снег. Безнадежность существования разрушала в зеках все человеческое. По свидетельству бывшего заключенного И. А. Бухреева, Ис-китимский лагерь отличался особой жестокостью нравов. «Я видел, как озлобленные люди зверски издевались над слабыми, калечили сами себя и других»,— рассказывает он.
Не имея доступа к документам, невозможно сказать, сколько всего людей перемолола в «лагерную пыль» иски-тимская каторга. Кто были эти люди? Кое-кому выгодно сейчас поддерживать миф о том, что в штрафном лагере содержались только особо опасные уголовники. Но эту версию опровергают даже многие служащие лагеря, не говоря уж о бывших заключенных. Тот же И. А. Бухреев и его товарищ по несчастью И. В. Щелковский, проживающие и сейчас в Искитиме, были осуждены по политической 58-й
38

Остатки каменной стены барака штрафного лагеря «Сибулон», или ОЛП-4 (пос. Ложок на окраине Искитима, Новосиб. обл.)

статье, оба — за неосторожные высказывания о полководческих способностях Сталина. П. М. Моргунова, работавшая в предвоенные годы секретарем Ложковского сельсовета, сообщила, что в перепись 1939 года из лагеря тоже подавались списки, и среди них один особый — без фамилий, а лишь с номерами заключенных. Чьи фамилии побоялись обнародовать палачи из НКВД?
В 1955 году лагерь был ликвидирован, но большинство из уцелевших заключенных не разъехались, а были оставлены в Искитиме на поселение. Они жили в невообразимых условиях. Л. П. Милютина, приехавшая в Искитим в 1963 году, как-то раз забрела на городскую окраину, в поселок Шипуново. Ее внимание привлек глинистый склон оврага, изрытый странными норами, к которым вели тропки и ступени. Как оказалось, там жили бывшие зеки, многие уже с семьями. Потрясенная увиденным, Людмила Петровна стала потихоньку собирать информацию об иски-тимских лагерях. Она не скрывает, что имела личные мотивы для такой деятельности: всю сознательную жизнь она пытается отыскать следы отца, витебского художника П. П. Яблокова, репрессированного в 1937 году. «Мама рассказывала, что в ночь ареста отца и я, новорожденная, была удостоена обыска — вытряхнута из пеленок»,— вспоминает Людмила Петровна.
Естественно, что сразу после создания общества «Мемориал» Л. П. Милютина возглавила его искитимское отделение. Ее поддержали общественность и руководство города. Вместе с добровольными помощниками дом за домом обходит она дворы фантасмагорического города, где зачастую в соседях живут бывшие заключенные и надзиратели сталинских лагерей.
С Людмилой Петровной мы поехали по одному из адресов в поселок Ложок, где живет одинокий старик, бывший агроном подсобного хозяйства ОЛП-4 В. М. Бутченко.
По специфике своей работы агроном Бутченко, сам из бывших заключенных, имел дело, в основном, с женским отделением лагеря. В большинстве своем это были жены «врагов народа»... На утреннем разводе женщины хором умоляли агронома именно их взять на прополку. Труд считался легким, но и из огородной бригады в 30 человек трое-четверо ежедневно умирали прямо в поле...
Погибших увозили не дальше окрестных оврагов. Иски-тимец Соколов прислал в городскую газету письмо, где описывает случай времен войны: он, мальчишка, пас по
40

селковых коров и однажды в одном месте животные внезапно взбесились — заревели, стали бить копытами землю. К ужасу мальчика, под ногами коров оказались едва присыпанные землей трупы...
Сейчас склоны оврагов вокруг бывшего лагеря заняты участками садоводческих кооперативов. Старые карьеры затоплены, а рядом с ними торчат, как гнилые зубы, остатки чудовищных каменных стен бараков. Беспечные современные юнцы расписали их своими автографами, но кое-где проступают и старые надписи — что-то о трудовой доблести, плане... Стоит немного напрячь воображение и увидишь прежнюю картину, описанную в городской газете И. А. Бухреевым: «Лагерь состоял из нескольких зон, обнесенных высоким дощатым забором, с внешними и внутренними запретными зонами, обтянутыми колючей проволокой. Летом эти зоны постоянно боронили, не давая зарастать травой. На сторожевых вышках стояли вооруженные охранники...»
Л. П. Милютина уже не раз привозила на это место активистов «Мемориала», школьников. Впечатления от такой экскурсии самые тягостные. Это ведь особый памятник — не героям, не жертвам лютых захватчиков, а великому национальному позору. Можно понять тех людей, которые отторгают от себя тему репрессий. Но историю нельзя отменить и переделать. Ее нужно знать и делать правильные выводы. Один из них таков: никто не должен пытаться отстаивать свою правду при помощи насилия над несогласными. Дай мы волю страстям, и... кто знает, не покатят ли опять тачки с камнями сегодняшние кооператоры, «неформалы» или люди с желтыми звездами, нашитыми на одежду?
Ложь и подлость не могут торжествовать бесконечно. Лучшим подтверждением этому может служить эпизод из деятельности искитимского отделения общества «Мемориал». Л. П. Милютина организовала в городе неделю памяти жертв репрессий. В один из дней бывшие заключенные собрались в помещении историко-краеведческого музея — вспоминали, плакали, пели. Вдруг к Людмиле Петровне подошла безмерно взволнованная пожилая женщина — А. И. Клепикова. На стенде в музее она увидела фотографию давней знакомой с подписью «Активный борец за Советскую власть в нашем крае». Эта «активистка» погубила своими доносами всю большую семью А. И. Клепиковой, которая сама лишь чудом уцелела в лагерях на Колыме.
41

Жертвами стали и многие другие жители Искитима — простые, честные, трудолюбивые люди. По решению горкома партии фотографию доносчицы из музея убрали. Решено один из залов музея предоставить обществу «Мемориал» для постоянной экспозиции. Те, кто был безвинно растоптан и «превращен в лагерную пыль», должны вернуться к людям.

А. БРАТ
ИСТОРИЯ ОДНОЙ СЕМЬИ
В Новосибирске живет Екатерина Борисовна Тарасова, дочь Ольги Петровны Красильниковой-Тарасовой и Бориса фавстовича Тарасова, которые были активными членами эсеровской партии. На долю этой семьи выпал путь, полный страданий и унижений. История Тарасовых типична для многих семей членов эсеровской партии. Мало кто из них избежал такой же участи.
Переломным в судьбе эсеров стал 1922 год. С 8 июня по 7 августа проходил процесс над 32 активными членами эсеровской партии, материалы которого тогда широко публиковались в газетах. Одновременно с процессом началась повсеместная антиэсеровская кампания, сопровождавшаяся операциями по извлечению бывших членов эсеровской партии из учреждений, предприятий, общественных организаций. Согласно директиве ЦК РКП (б), все активные эсеры, на которых имелись какие-либо материалы, передавались революционному трибуналу, другие готовились к ссылке, остальных следовало ни в коем случае не допускать на ответственные должности в советских учреждениях и на транспорте.
Эти события непосредственно коснулись и семьи Тарасовых. Первым был арестован и отправлен на Соловки Борис Фавстович. «Папа был человек образованный,— рассказывает Екатерина Борисовна.— Закончил Московский университет, три года работал следователем в Красноярске, затем перешел в адвокатуру, а впоследствии работал юрисконсультом, имел частную практику. Бывал за границей, жил в Москве^ вращался среди революционно настроенных людей, познакомился с эсерами. Этой партии нужен был сугубо легальный человек, чтобы открыть типографию под его именем. Папа согласился. Затем он являлся секретарем эсеровской фракции в Государственной думе. После февральской революции был выбран в земство. События после Октября 17-го перевернули всю жизнь. Папа вынужден был скрываться. Но вдруг приходит извещение, что во Владивосток пришло из Америки сельхозоборудование, за
43

казанное земством. А земство-тр уже расформировано. Власти вспомнили о папе, он был членом управы. Что делать? Мама решается, едет к папе и все рассказывает. Он посчитал своим долгом откликнуться. Поехал во Владивосток и получил необходимые стране сельхозмашины.
В начале 20-х годов мы переехали в Читу. Как известно, там была образована Дальневосточная Республика (ДВР). В коалиционное правительствр вошли представители различных партий, в том числе большевики и эсеры. Папа получил пост министра земледелия. Организовалось Дальбюро союза молодежи, туда входили,— я помню,— Исад Пульман, Жоржик Дольский (племянник Ильи Эрен-бурга). Мы проводили диспуты с комсомольцами. Все решилось как-то внезапно. После того, как Дальневосточная Республика прекратила свое существование, многих эсеров арестовали. На квартиру, где мы остались с мамой, пришли с обыском сотрудники ГПУ. Потом в помещении ГПУ мы получили свидание с папой. Провожали его и других арестованных эсеров на вокзал. Провожающих было много, охрана расталкивала всех прикладами. Через некоторое время пришло извещение, что папа отправлен на Соловки».
" Об этом периоде пишет А. И. Солженицын: «В том состояла и первая соловецкая идея: что вот хорошее место, откуда полгода нет связи с внешним миром. Отсюда не докричишься, здесь можешь хоть и сжигаться... начальник соловецкого лагеря Эйхманс объявил: да, получена новая инструкция о режиме... с 20 декабря 1920 года запрещается круглосуточный выход из корпусов, а только в дневное время до шести вечера.
Фракции решают протестовать, из эсеров и анархистов призываются добровольцы: в первый же запретный день выйти гулять именно с шести вечера. Но у начальника Савватьевского скита Ногтева так чешутся ладони на ружейное ложе, что еще прежде назначенных шести вечера... конвриры с винтовками входят в зону и открывают огонь по законно гуляющим. Три залпа. Шесть убитых, трое тяжело раненных». (Новый мир, 1989 г., № 9, стр. 154—155).
Б. Ф. Тарасов был участником этих событий. Из его рассказов Екатерина Борисовна помнит фамилии двух убитых — Жорж Кочаровский и Лиза Чайкина. Бориса Фав-стовича после этого отправляют в Верхнеуральский полит-изолятор, затем в ссылку в Катта-Курган и далее в Самарканд.
44

О. П. Красипьникова-Тарасова с дочкой Катей. (Севастополь, 1906 г).
Постепенно дошла очередь и до дочери Тарасовых. Екатерина Борисовна вспоминает: «Пришли на квартиру с обыском, нашли листовку, которую мы начали писать с подружкой, против спаивания народа — в Красноярске выпустили 40-градусную водку. Нас арестовали и отправили в ссылку. Закончилась ссылка папы, и он едет в Москву. Там его снова арестовывают и ссылают в Нарым, после Нарыма отправляют в Томск. В 1931 году без предъявления каких-либо обвинений снова арестовывают маму и отправляют в ссылку в Курск. Через год освобождают. Она едет в Москву, останавливается на квартире у своих друзей, старых политкаторжанок. Всех арестовывают и ссылают в Томск. Папа к этому времени возвращается из очередной ссылки в Самарканд. Дождались возвращения из ссылки мамы. Она приезжает утром, а вечером арестовывают папу и ссылают в Алма-Ату».
45

Арест следует за арестом, ссьшка за ссылкой. Жизнь превратилась в сплошное ожидание ареста... И если столь тщательное наблюдение велось за одной семьей, за каждым человеком, если умудрялись фиксировать возвращение матери утром и планировать арест отца вечером, то каков же по численности был в то время штат работников ОГПУ —-НКВД? Вероятно, немалый, даже в небольшом городишке он превышал весь штат сыскных III отделения царской охранки. В 30-х годах счет заключенных в лагерях шел не на тысячи, как прежде, и даже не на десятки и не на сотни тысяч — на миллионы. И каждого нужно было арестовать, провести следствие, осудить, этапировать, содержать и т. п.— для этого требовалась огромная армия «работников». Но первоначальным документом, как правило, становился донос. Сталинские «законники» придерживались правил бумажной волокиты. Сколько же было тогда доносчиков? Выходит, сталинская эпоха плодила их тоже бессчетно? Какой страшный раскол произошел в стране, и до какой невероятной степени дошло отчуждение людей!
Был свой доносчик и у Е. Б. Тарасовой — Цейтлин Ма-йер Григорьевич. Они давно знали друг друга, общались, а вот понадобилось или потребовали соответствующие органы— и донос написан.
«Одновременно с арестами бывших участников внутрипартийных оппозиций органы НКВД провели в 1935—1937 годах массовые аресты еще сохранившихся в живых членов других партий... Многие и в середине 30-х работали в небольших городах на положении ссыльных. Поддерживая между собой дружеские связи и переписку, они не вели, однако, никакой политической, а тем более антисоветской деятельности... Были арестованы видные руководители партии левых эсеров М. А. Спиридонова, Б. Камков, И. А. Майоров, А. А. Измаилович, И. К. Каховская, один из руководителей правых эсеров А. Гоц, эсер Г. Гогуа и другие». (Знамя, 1989, № 2, стр. 211).
Одним из таких небольших городов, о которых пишет Р. Медведев, был Самарканд. Екатерина Борисовна называет фамилии и других эсеров, проживавших здесь на положении «минусников», т. е. людей, которым запрещалось жить в столице и других крупных городах страны — это Е. М. Рытныш, бывший член ЦК эсеров, экономист Госплана, Н. Н. Иванов, ученый секретарь Наркомзема. Встречалась Е. Б. Тарасова и с М, А, Спиридоновой, которую расстреляли в 1941 году.
46

\
В 1937 году ceMW Тарасовых наконец-то оказалась на короткое время вместе. Однако 19 августа НКВД в очередной раз арестовывает кЦть и дочь. Как обычно, сделали обыск, отобрали письма, фотографии, даже облигации. Екатерина Борисовна в тюрьме попросит следователя, которого она называет «порядочным», вернуть облигации ее тетке. Однако следователь «честно» сознается, что облигаций нет. Сошлется на то, что их присвоили те, кто производил арест. Кто его знает, может, и* сам прикарманил. Тут другое всплывает: «законники»-то не брезговали, пользовались случаем, наживались на чьей-то беде. Бориса фавстовича арестовывают два месяца спустя, он оставляет открытку: «Меня вызвали с, вещами в НКВД». Больше ничего, никогда о его судьбе узнать не удастся. Правда, стандартный бланк «10 лет без права переписки» приходил, что означало тогда одно — смерть.
Итак, арест есть, обвинений не предъявлено. Екатерине Борисовне удается добиться встречи со следователем. Тот сразу разъясняет: «На этот раз ссылкой не отделаетесь, залепят лет 10 лагерей». Екатерина Борисовна не выдерживает: «Да за что же нас арестовывают и арестовывают?!» Следователь соглашается: «Вины за вами нет.— И поясняет: — А может, вы на примусах бомбы варили? Вот мы вас и изолируем на случай организованного вами бунта».
Из Самарканда арестованных отправляют в Ташкентскую пересылку — большая территория с бараками, огороженная колючей проволокой. Набирается 1000 человек, готовится этап. Из Ташкента по железной дороге везут на север в Архангельскую область до станции Нандян. Воистину, пути судьбы неисповедимы: 30 с небольшим лет назад О. П. Красильникова-Тарасова в Архангельской губернии отбывает свою первую ссылку, мечтая о светлом будущем, затем бежит за границу, посвящает свои лучшие годы революционной борьбе и вот теперь, в возрасте 55 лет, уже вместе с дочерью торит тот же путь в северные лагеря. Да, монархия низвергнута, другая власть, иные порядки, иные условия содержания арестованных. Именно арестованных, а не осужденных, потому что никому из этапированных не предъявлено обвинение, не было суда и приговора. «Нас высадили из поезда,— вспоминает Екатерина Борисовна,— и поместили в палатки. А уже зима, кругом лежит снег. Никто ничего не понимает. Мы только и спрашиваем друг друга: «Куда и зачем нас приволокли?» Наконец, кое-что проясняется. Оказывается, и суд был, и приговоры имеются. Возле станции избушка. В один пре
47

красный день там собирается администрация, и женщин, одну за другой, начинают туда вызывать. Процедура одинакова. Чиновник спрашивает фамилию, отыскивает ее в своем списке и зачитывает приговор. Меньше восьми лет никто не получил. В отношении нас с мамой следователь оказался прав — нам залепили по десятке.
Из Нандяна затем нас пешим ходом отправляют в Каргополь. Перед этапом то ли инструкцию, то ли приказ зачитывают: за попытку к побегу расстрел на месте, вольнонаемным и охране за пресечение побега или поимку беглеца премия в 150 рублей. Шли три дня. Мама ослабла, упала в сугроб, я бросилась к ней, стала поднимать. Подбежал конвойный, стрелять щ стал, но отталкивал меня прикладом. Я рвусь к маме. Наконец, охрана уступила, разрешила подвезти сани, на которые посадили маму. После Каргополя шли еще 100 км. Дошли до какого-то лагеря, окруженного болотами. Мы были здесь первыми женщинами. Своими глазами видела, как после обеда молодой человек ходил вокруг столов и слизывал крошки хлеба и капельки баланды. Чаще других от недоедания и холода умирали узбеки. Вскоре новый этап и пеший переход в 200 км. Затем по железной дороге повезли в Карелию на постройку ветки на Кандалакшу. Вдоль всей дороги стояли лагеря. Условия жизни ужасающие. Это было уже перед войной».
Мать и дочь доведены до крайнего изнеможения. «Нас гоняли за 8 км от лагеря рыть какие-то кюветы. Норма высокая, почва болотистая, снимаешь верхний слой — проступает вода. Норму не выполняли, а потому получали заниженную пайку. Даже передвигаться было тяжело. Я сказала маме, что брошусь под поезд (наша дорога из лагеря на работу и обратно пересекалась железнодорожным путем). Мама сказала, что надо подождать еще хоть недельку, если ничего не изменится, тогда бросимся вместе. Я не согласилась, боялась, что может не хватить к этому времени физических сил. Однако все обошлось, нас перевели в другой лагерь при кирпичном заводе. Там кормили получше. Началась война, нас отправили в Коми, «105-я стройка», потом я попала на очередной этап, меня привезли на постройку дороги на Воркуту. Мужчины делали насыпь, укладывали рельсы, а мы, женщины, пилили тоненькие деревца, очищали их и этими сосенками укрепляли насыпь».
У Екатерины Борисовны разболелась нога, образовался нарыв, она не могла больше ходить и обратилась к вольнонаемной женщине-врачу. Она осмотрела ногу и сказала:
48

«Вы уж как-нибудь поработайте на одной ноге». Два человека, две женщины, но сколь чудовищно отчуждение между ними. Может быть, з^р объясняется тем, что зону и волю разделяла колючая проволока? Но не только на воле, а и в лагерях, поделив заключенных на «социально-близких» и «социально-опасных», Сталин сумел стравить людей. Е. Б. Тарасова попадает в лагерь, состоящий исключительно из бытовиков (уголовников, осужденных по бытовым статьям) и проштрафившихся НКВДэшников. Для них она, осужденная по политической статье, конечно же, враг народа.
«Меня поставили работать вместе с уголовницей. Мы выполняли норму, но т. к. лагерное начальство (учетчик и другие) было из бытовиков, уголовнице записывалось 150%, и она получала повышенную пайку, а мне — 50%, и я — пониженную: один, два раза в день болтушку и 400—500 г хлеба. Хотя работа была не очень тяжелой, я начала быстро худеть. Потом нас послали солить капусту для армии в огромных котлах. К ним подставлялись лестницы, мы туда залезали и топтали капусту ногами в резиновых сапогах. Соответственно капустой можно было и подкормиться. Я и не подозревала, что уже больна пеллагрой. Первая ее стадия — это когда на руках появляются струпья наподобие рыбьей чешуи. Слабость валила с ног,— вспоминает Екатерина Борисовна.— Меня положили в медпункт и продержали там два дня. Потом отправили в близлежащую больничку, которая предназначалась для венерических больных. Там я пролежала больше месяца: врач ни разу не подходил, белье никто не менял, никаких лекарств не давали. Есть не хотелось, поэтому свой паек я отдавала девочке-венеричке, испробовавшей в лагере «сладость любви». Она три раза в день обирала с меня вшей. Потом приехала какая-то комиссия. Оказывается, профессор Вороной (трже зек) изобрел какую-то микстуру от пеллагры и ему понадобились люди. Как я смогла выстоять при осмотре перед комиссией 7- не знаю, как вообще смогла встат£ с постели? Мышц на теле фактически не было, вместо них тряпочками висели складки кожи. В общем спас случай. Профессор Вороной переспросил мою фамилию. Оказывается, моя мама (а с ней мы были уже давно разъединены и развезены в разные лагеря) работала в больнице Вороного медсестрой. Он все понял и взял меня к себе. Сестры носили меня в душ на руках, помнится, одна плакала и все приговаривала: «Бедненькая, чем так мучиться, лучше бы умерла». Однако я не умерла, хотя после
49

относительно хорошего питания и достаточно длительного курса лечения мой вес составлял врёго 28 килограммов. К тому же у меня началось воспаление легких. Под этим предлогом профессор Вороной вынес дополнительный диагноз — туберкулез, и меня, кдк человека, который все равно умрет, актировали. Мама вернулась из заключения позже, полностью отбыв все 10 лет».
Преследование за прошлое прекратилось лишь после смерти Сталина. Только в середине 50-х годов обеим женщинам (Екатерине Борисовне было тогда около 50-ти, а Ольге Петровне уже около 70-ти лет) удалось хоть как-то, мало-мальски по-человечески зажить. Дочь получила на руки документ, подтверждающий ее невиновность.
«ВЕРХОВНЫЙ СУД УзССР
4 января 1956 г.
Справка: дана в том, что уголовное дело по обвинению Тарасовой Екатерины Борисовны, 1906 г. рожд., Верховным судом Узбекской ССР рассмотрено и определением судебной коллегии по уголовным делам от 24.09.55 г. решение тройки НКВД УзССР от 28.10.37 г. отменено и делопроизводство в отношении Тарасовой Е, Б. прекращено за недоказанностью состава преступления. Зам. председателя Верхсуда УзССР Ш. Усманов».
В дневнике Екатерины Борисовны Тарасовой есть своеобразное завещание: «Хочется понять и объяснить,— пишет она,— почему наше время осталось за бортом жизни? Ведь было так" много веры в себя и своих друзей. Было столько сил и желания приложить свои руки к общему делу. И ведь таких, как я, было много. Кто виноват в том, что жизнь наша пошла не по тому руслу, и прожили мы, как пустоцветы, не дав радости людям и не чувствуя удовлетворения от прожитой жизни. Мы не щадили себя и отдавали все свои силы, а когда было нужно — и жизни тому, что считали справедливым и верным. Кому же предъявить счет за все наши такие жизни и судьбы?»

В. ИСУПОВ
ТРЕТИЙ ФРОНТ: СПЕЦПЕРЕСЕЛЕНЦЫ В ГОДЫ ВОЙНЫ
Лето 1941 г. ...Красная Армия, потерявшая в ходе массовых репрессий своих лучших командиров, откатывалась на восток. Первые тысячи пленных, убитых и раненых. Хаос и ужас окружения. Сданные без боя города. Дороги, забитые беженцами. Глухой голос напуганного вождя: «Наши силы неисчислимы. Зазнавшийся враг скоро убедится в эгом». А пока армады немецких танков рвутся на восток, и кажется, нет силы, способной остановить их.
Сталин лихорадочно ищет причины катастрофы. Неожиданность нападения? Коварство врага? Мощь его отмобилизованной армии? На Германию работает вся поставленная на колени Европа? Все перебрал вождь. Но ни слова о себе, о своей вине за полную неготовность страны к войне. 3 июля, выступая по радио, Сталин использовал свои излюбленные приемы. Откровенная, ничем не прикрытая ложь: «...лучшие дивизии немецко-фашистской армии оказались разбитыми нашей Красной Армией...»
Но главное — враги внутри государства. Все успехи Сталин всегда связывал со своим именем, неудачи, провалы, ошибки взваливал на плечи врагов, которых услужливые лакеи из НКВД находили очень быстро. Сталин призвал народ и армию к беспощадной борьбе с дезорганизаторами тыла, дезертирами, распространителями слухов, диверсантами, шпионами. Он недвусмысленно давал понять, что потеря бдительности, происки шпионов и вредителей, которыми наполнена страна,— одна из главных причин поражений. «Враг коварен, хитер, опытен,— подчеркивал Сталин,— нужно учитывать все это».
Поиск врагов в тылу страны, истекающей кровью, принял характер массового психоза. Были арестованы тысячи хозяйственных и военных руководителей. ^Многие расстреляны. Генерал армии Д. Г. Павлов — самый известный из них. Но этого мало — и 16 августа выходит печально известный приказ № 270. Подвергнуты анафеме пленные, на-
51

/
висла угроза расправы над их семьями. А Сталин искал и находил все новых и новых вредителей.
Судьба советских немцев была решена задолго до августа 1941 г. В обстановке повальной шпиономании иного исхода быть не могло. Вождю нужен был многочисленный внутренней враг, который взял бы всю вину на себя и тем самым очистил Сталина от позора несбывшегося лозунга «малой кровью и на чужой территории». А самая удобная мишень — советские немцы.
Может быть, таким образом вождь вымещал свою злобу? Может быть, это была его месть Гитлеру за акт о ненападении? Или Сталин видел в этом подтверждение своему «гениальному» выводу об обострении классовой борьбы по мере продвижения общества к социализму. «Пока есть капиталистическое окружение,— говорил он на февраль-ско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) 1937 г.,— будут и вредители, диверсанты, шпионы, террористы, засылаемые в тылы Советского Союза разведывательными органами иностранных государств. Для того, чтобы провалить выигрыш на фронте... достаточно несколько человек шпионов».
Советские немцы были обречены отвечать за злодеяния своих соплеменников по ту сторону фронта. Вопрос был поставлен по-сталински прямо и четко — не «почему отступаем?», а «кто виноват?!» Не Сталин же виноват и не Политбюро, возглавляемое им. Виноваты шпионы. А если немец — значит, шпион. Немец не может не быть фашистом.
Пропаганда из антифашистской быстро превращалась в антинемецкую с националистическим акцентом. Все реже в речах Сталина встречаются слова «фашист», «фашистская Германия», все чаще: «немецкая армия», «немецкое командование», «немецкие оккупанты», «немецкие захватчики», «немцы рассчитывали», «немцы кичатся», «немецкое командование вырабатывает», «уверения немцев».
Сталин, по-видимому, считал, что репрессии против советских немцев носят превентивный характер. Если в данный момент немцы сохраняют лояльность по отношению к СССР, то в ближайшем будущем обязательно предадут. Пусть же ответят за свои будущие преступления. Такие «превентивные» наказания вообще были любимым приемом вождя и его детища — НКВД.
Именно так, превентивно, были арестованы, расстреляны, сосланы в ссылку миллионы людей.
И все же есть самая главная, самая тайная причина депортации немцев. И причина эта — страх. Сталин был так
52

напуган, что летом и осенью 1941 г. был почти уверен — дойдут фашисты до Волги. Не мог же он допустить объединения. Этим, кстати, объясняются и массовые расстрелы заключенных в октябре 1941 г.
Свидетельство очевидца. В начале августа 1941 г. в районы проживания немцев Поволжья была десантирована группа офицеров НКВД, владеющих немецким языком. Все они были переодеты в форму вермахта. Местные немцы встречали их якобы радостно, как освободителей. Предоставляли кров и пищу. Больным оказывали необходимую помощь. Выдавали все военные объекты и секреты. (Оказалось, колхозники знают все военные секреты.) Предлагали проводить диверсии — взрывать мосты через Волгу, портить линии связи, разрушать промышленные объекты.
Проверить свидетельство этого очевидца невозможно. Архивы закрыты. Но аналогичный случай описывает А. Никитин (Литературная газета.— 1989.— 11 октября). Но он свидетельствует обратное — незваных десантников сдавали туда, откуда они прибыли.
Суть же дела не в этом. Возможно, что никаких офицеров НКВД в немецкой форме не было вовсе. Главное заключается в том, что в конце лета и осенью 1941 г. по стране поползли самые невероятные слухи о коварстве и измене немцев. Об этом говорили даже в глухих деревнях Забайкалья. И исходили эти слухи из какого-то единого, весьма влиятельного и мощного центра. И центром этим, по-видимому, было известное здание на Лубянке. Хорошо подготовленная, тщательно спланированная провокация готовила почву к выселению немцев.
И вот наступил день 28 августа 1941г. В соответствии с решением Президиума Верховного Совета СССР советские немцы, оболганные и обвиненные в самых чудовищных преступлениях, должны были покинуть ставшие для них родными земли. Это был далеко не первый опыт насильственной депортации этнических групп. Еще в 1936 г. (!) из пограничной зоны было выселено более 30 тыс. поляков. В 1937 г. с Дальнего Востока в Среднюю Азию были переселены корейцы. В 1940—1941 гг. в восточные районы Советского Союза были перемещены крестьяне, по расплывчатым критериям отнесенные к кулакам: около 14 тыс. из Прибалтики, 10 тыс. из Молдавии и 6 тыс. из Западной Украины и Белоруссии. Там начиналась коллективизация. Мы уже и не вспоминаем о миллионах русских, украин
53

ских и белорусских крестьян, выселенных из родных мест в начале 30-х годов.
Однако в 1941 г. задача была не менее сложной. Шла война. Вагоны и паровозы ценились на вес золота. На восток двигались миллионы эвакуированных, на запад — эшелоны с бойцами. Переселение немцев не было целесообразно ни с экономической, ни с военной точек зрения. Оно ослабляло страну, которая теряла сотни тысяч трудолюбивых крестьян, высококвалифицированных рабочих, талантливых инженеров, врачей, учителей, ученых.
Согласно Всесоюзной переписи населения 1939 г. только в автономной республике немцев Поволжья прожирало 366,7 тыс немцев, в числе которых было 172,2 тыс. мужчин и 194,5 тыс. женщин. Примерно 40% немецкого населения автономной республики составляли дети до 15 лет.
Но подвергались насильственному переселению не только немцы Поволжья*, а все советские немцы. '
Некоторые из них оказались по воле судьбы на оккупированной территории, другие — в Красной Армии, третьи уже проживали в восточных районах. По моим расчетам, на восток страны -г- в Сибирь и Казахстан осенью 1941 г. было депортировано 1 млн или 900 тыс чел. Во всяком случае, по данным В. Земскова (Аргументы и факты.— 1989.— 30 сент.— 6 окт.) на 1 января 1953 г. число немцев-спецпереселенцев, высланных по решениям правительства, составляло 855,7 тыс., репатриантов — 208,4 тыс, местных — 111,3 тыс, мобилизованных — 48,6 тыс., других — 0,1 тыс
Итак, сентябрь 1941 г. Третий фронт против своего же народа открыт. В глубоком тылу началась тихая, малозаметная, но от этого не менее жестокая и кровавая война. Война тем более несправедливая, что одна сторона была вооружена, другая — безоружна... Сданы дома, фураж, скот, запасы продуктов. Получены обменные квитанции, по которым, как уверяли работники органов, на месте вселения можно получить по эквиваленту все необходимое. Гудит распаленный пар в котлах, бьется огонь в топках, свистят паровозы. Потянулись эшелоны теплушек на восток.
Свидетельство очевидца. А. Никитин (Литературная газета.— 1989.— 11 окт.): «Бродили по улицам растерянные овечки, недоеные коровы с ревом бросались к человеку, в крепких домах все было выметено и вымыто, дозревал урожай, на полях и в огородах — ни души! Пустая земля двести на триста километров».
54

Ясли для детей спецпереселенцев.
Путь предстоял долгий. Из теплушек почти не выпускали. Воды и той недоставало. А рядом шли бесчисленные эшелоны с эвакуированными. Они неделями жили на вокзалах, в вагонах, на привокзальных площадях. Голод, грязь, осенняя промозглая сырость. Медики и железнодорожники растерянны — они не могли справиться с таким наплывом пассажиров. Только в июле—декабре вагоны штурмовали 17 млн. одних эвакуированных — главным образом женщин, детей и стариков. Тут уж не до спецпереселенцев. Им вода и продукты — если останутся...
Не доехали и до Челябинска — дизентерия, корь, скарлатина, а затем и тиф. Завшивленность почти полная. Теплушки загажены. На грязных нарах, в духоте — дети. Медицинская помощь — недостижимая мечта. Многие не выдерживали. Смертность была огромной. Умерших хоронили во время остановок. Сколько безымянных могил раскидано по стране?
В октябре первые эшелоны стали прибывать в Сибирь. В Алтайский край вселилось около 100 тыс. немцев. Причем среди взрослых (от 15 до 54 лет) на долю женщин приходилось 94%. В Новосибирскую область прибыло 38 эшелонов с общим числом спецпереселенцев — 89,7 тыс. чел. Среди них более половины — дети, 30% — женщины. С кем же воевал Берия? Куда исчезли мужчины? В этом-то проявилась вся жестокая изощренность главы НКВД. Во избежание нежелательных эксцессов мужчины
55

от 15 лет и старше были отделены от семей. Их везли отдельно и направляли в трудовые армии. Они работали на лесоповале, строительстве, добывали полезные ископаемые. Многие были арестованы и отправлены в лагеря, но уже в качестве заключенных.
Дорога подошла к концу, но испытания продолжались. Квитанции за сданное на месте имущество отоварить было невозможно. Эту обязанность НКВД возложил на обнищавшие местные колхозы и совхозы, которые даже при желании не могли выделить ни домов, ни зерна, ни одежды, ни фуража, ни скота. Сибиряки сами голодали.
Часть немецких переселенцев, как-то обустроившихся, срывали с места и направляли дальше, на восток. Так, в 1942 г. для работы в Енисейском пароходстве в Красноярский край было направлено несколько тысяч немцев с детьми.
«Все спецэвакуированные размещены под открытым небом. Кипяток готовится на таганках, воду берут из колодца и из реки. Горячее питание получают только 1 раз в день — одно 1-е блюдо и 500 гр. хлеба. Уборных нет. Вся территория загажена экскрементами. Через медпункт прошло 122 чел., из которых 16 с желудочно-кишечными болезнями». (Акт обследования санитарных условий жизни спецэвакуированных. 8 июля 1942 г. Красноярский край. База пароходства «Енисей».)
Для справки. По Всесоюзной переписи населения 1939 г. в СССР насчитывалось 1427,2 тыс. граждан немецкой национальности, на 1 января 1953 г.— 1224,9 тыс. (снижение численности на 202,3 тыс., а по первой   послевоенной
Строительство бараков.
56

переписи 1959 г.— 1619,7 тыс. чел. Следовательно, за 20 лет (!) число немцев в СССР выросло всего на 192,5 тыс. человек. Молох третьего фронта требовал жертв.
Война клонилась к своему закономерному концу. После Сталинградской и Курской битв пришла твердая уверенность — победа будет за нами. Народ, истекая кровью, сумел восстановить все то, что так успешно разваливал Сталин. Вождь по-прежнему искал и находил врагов. Он уже не мог остановиться.
Одним из инициаторов новой волны выселений стал Берия. Еще в 1942 и 1943 гг. он по поручению Сталина ездил на Северный Кавказ — якобы для организации обороны этого региона. Именно там у доблестного наркома зародилась мысль о депортации народов, населяющих Кавказ. Берия запускает ряд пробных шаров. Сначала он шлет в Москву депеши о ненадежности бойцов-кавказцев, об изъятии чеченцев, ингушей, армян, азербайджанцев из воинских частей. Затем (уже после освобождения Северного Кавказа) предлагает Сталину план выселения пока еще 735 семей изменников из Ставрополя, Кисловодска, Минеральных Вод, Ессентуков на жительство в Таджикистан. Сталин принимает эти предложения благосклонно. И вскоре решено выселить всех калмыков, чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкарцев, крымских татар.
На этот раз все было сделано проще. Липовых квитанций о сдаче имущества не выдавали, слухов не распространяли и до провокаций не опускались. Приезжали грузовики с солдатами, окружали селение и увозили ничего не понимающих людей на ближайшую железнодорожную станцию, где все повторялось: теплушки, вагоны для скота, скудное питание, вши, тиф, дизентерия, сотни умерших. Везли в Сибирь и Казахстан. Берия после этого геноцида имел наглость требовать награждения боевыми орденами и медалями наиболее отличившихся работников НКВД, НКГБ и «Смерш». Сталин не возражал. Й. Серов, непосредственно руководивший выселением, был награжден орденом Суворова I степени, который присваивался только за руководство крупными боевыми операциями.
О масштабах ничем уже не прикрытого геноцида, о жертвах третьего фронта свидетельствуют цифры.
Кроме перечисленных в таблице этнических групп в годы Великой Отечественной войны в восточные районы страны были насильственно депортированы греки (14,8 тыс. спецпереселенцев на 1 января 1953 г.), болгары (12,5 тыс.), армяне (8,6 тыс.), турки-ме*^**тинцы (49,8 тыс),
57

курды (8,8 тыс.), хемшилы (1,4 тыс.) и представители других наций и народностей. Всего на 1 января 1953 г. (за 2 месяца до смерти вождя всех времен и народов) в СССР насчитывалось 2753,4 тыс спецпереселенцев.
Численность народов СССР, депортированных в восточные районы СССР в период войны (тыс. чел.)

По переписи 1939 г.
На 1 января 1953 г.
По переписи 1959 г.
Прирост (убыль)




за 20 лет
Немцы
1427.2
1224.9
1619.7
+ 192.5
Чеченцы
408.0
316.7
418.8
+ 10.8
Ингуши
92.1
83.5
106.0
+ 13.9
Карачаевцы
75.8
63.3
81.4
+ 5.6
Балкарцы
42.7
33.2
42.4
-0.3
Крымские татары
219.0
165.3
нет сведений
_
Калмыки
134.1
81.5
106.1
-28,0
Все эти люди объявлялись предателями. А были предатели? Конечно, были. Покрыли себя кровавым позором мусульманские батальоны. Но почему весь народ должен отвечать за предательство отдельных его представителей? Ведь были и герои. Около 8 тыс. выходцев из Калмыкии удостоены орденов и медалей, 14 стали Героями Советского Союза. Кабардино-Балкария дала стране 23 Героя Советского Союза.
Следуя сталинской извращенной логике, первыми в ссылку должны были отправиться русские, украинцы и белорусы. Из 1 млн бывших красноармейцев, перешедших на сторону гитлеровцев, они составляли большинство, а численность Русской освободительной армии достигала 800 тыс чел. (Военно-исторический журнал.— 1989.— № 9). Но и сам «интернационалист» Сталин должен был возглавить колонны спецпереселенцев — он грузин, а действовал и Грузинский легион.
Так почему же в ссылку отправились, в основном, народы, исповедующие ислам? А почему балкарцы были депортированы, а кабардинцы нет ? Спросите об этом у Сталина. Правда, он не миловал и всех прочих — они пополняли бесчисленные ряды зеков. Да и после войны выселялись русские (из Псковской, Воронежской, Орловской и Рязанской областей), белорусы (1952 г.), иранцы (1950 г.), украинцы (1951 г.), поляки (1952 г.) и другие. С одним только и можно согласиться — «справедлив» был вождь, никого не забыл!
К сожалению, мы не имеем в своем распоряжении всего комплекса документов, рисующих страшную картину жиз
58

ни переселенцев. Однако и того, что есть, вполне достаточно, чтобы зримо представить себе весь ужас их положения. В Новосибирскую область в 1944 г. было переселено 16,7 тыс калмыков. Обратимся к их судьбе и, чтобы быть объективными, просто приведем справку, составленную в ноябре 1944 г. по результатам проверки расселения калмыков, проведенной Новосибирским областным управлением НКВД. Документ приводится с некоторыми сокращениями:
«Враждебное отношение к калмыкам со стороны рай. работников и местного населения. Жилища для калмыков не подготовлены — без окон, без дверей, без печей, с полуразрушенными стеклами. Так, в с/х № 168 Барабинско-го района в саманной избушке площадью 8 м2 проживает 15 калмыков, часть которых спит на улице; в другой землянке площадью 6 м2 размещено 9 чел.
Из занаряженных 2884 голов скота выдано 1176, во многих районах скота не дали вовсе. Из 1462 чел. детей посещают школу всего 210 чел.— нет одежды и обуви...
Средства, предназначенные для калмыков, используются не по назначению. Колхоз «Искра» Мануйловского с/с Болотнинского района получил в мае 1944 г. кредит 5 тыс. руб., из которых 1352 руб. израсходованы на нужды колхоза*.
Каргатский район. Рыболовецкая бригада из 18 калмыков живет в полуразрушенной бане, в которой нет печи, окна выбиты. В Третьяковском с/с этого района 4 калмыцких семьи живут в телятнике. В Чулымском районе 80 калмыков живут в 2 бараках, где печи развалены, окна выбиты. В деревне Доброво в одной избе живет 7 семей (22 чел.). В Барабинском районе в землянке площадью 6 м2 живет 10 человек. Дети спят в сидячем положении. В Татарском районе ряд семей живут в шалашах. Аналогичное положение с состоянием жилья имеет место и по остальным районам и населенным пунктам.
Отношение к калмыкам руководителей и местного населения презрительное. Местные женщины называют их «грязными собаками». Презираемость калмыков усиливается их тяжелым материально-бытовым положением**. Секретарь РК ВКП(б) Б-в***: «Гоните калмыков к черту от колхозов»^ Уполномоченный РК ВКП(б) М-в: «Калмы-
* И не удивительно. Колхозники сами едва концы с концами сводили. В 1944 г. на 1 трудодень в колхозах Новосибирской области было выдано 0.3 кг зерна, 1 руб. 45 коп. деньгами и 0,9 кг сена.
** В первую очередь презрение усиливалось пропагандой.
*** Фамилии не называю.
59

ки — это враги народа, поэтому проявлять о них заботу или оказывать им помощь не следует».
Фонды.продовольствия, выделенные калмыкам, до них не доходят. Одежды и обуви нет. В октябре* некоторые калмыки работали босиком, нет сменного белья. В Чанов-ском районе только 20% калмыков имеют зимнюю одежду и обувь. Мыло отсутствует. Грязь. Медики устранились от надзора за санитарным состоянием калмыков. Медосмотров не проводится. Завшивленность. Пищу принимают на полу. Тут же и спят. В * Новосибирске калмыков разместили в бывшей мечети, где 5 кроватей и 3 топчана. Люди спят на полу.
В течение месяца умерло 1046 калмыков. В Барабин-ском районе из 1005 калмыков умерло 82 чел., в Чанов-ском районе из 989 чел. умерло 68, в Каргатском районе из 870 умерло 32**.
В Новосибирской области нужно было построить для калмыков 1529 землянок, а построили 185, отремонтировано 384 дома, а нужно — 3124 дома. Среди калмыков ходят слухи, что им дадут автономию в Бурятии, а после войны разрешат вернуться на родину. Это не способствует их прочному закреплению»***.
На этом можно было бы и поставить точку. Но приведем все же еще одно свидетельство очевидца. Это будет последний штрих.
Свидетельство очевидца: «Дудинка. Весна 1951 г. Иду по улице в сторону порта. Навстречу — собака, тощая, голодная, как и все собаки на Севере в это время года. Но очень странная собака. Подхожу ближе: уши огромные, на ногах копытца и пятачок. Да это свинья тощая, с подтянутым животом. И ребра торчат. Потом узнал — привезли крымских татар, и их, мусульман, заставили работать на свиноферме****. И всем от этого плохо — и свиньям, и татарам, и охране, для которой эти свиньи и растут. А впрочем, кому было хорошо?»
вечно.
* В Сибири (уже снег лежит)!
** Нетрудно подсчитать, что смертность достигала зи-au/o-
*** Тот, кто составлял записку, был уверен - калмыков выслали на-
н?**« это уже не физическое, а нравственное издевательство — заставлять мусульман, для которых свинья - фязное свиноводством. Но кому-то очень хотелось сломить татар морально, пока зать, что они не люди, а свиньи.