Sunday, June 29, 2014

3 Возвращение памяти Историко-публицистический альманах Выпуск 1


ДОКУМЕНТЫ
4*

И. ПАВЛОВА
ПИСЬМА ИЗ 37-ГО
Передо мной лежит стопка писем — ветхие, пожелтевшие от времени, потертые на сгибах, некоторые без начала и конца. Их берегли, перечитывали, возили с собой...
Это — письма Владимира Николаевича Петровского, жившего в нашем городе и, как сотни тысяч других, погибшего в 1937 году. Владимир Николаевич безгранично любил свою семью — жену Анну Кли-ментьевну и детей — дочь Люсеньку и сына Вовасеньку. И эта любовь помогла ему писать, пересылать, переправлять свои письма, когда, казалось, было совсем не до этого. В каждом из этих писем больше тревоги за судьбу дорогих его сердцу людей, чем осознания трагичности той ситуации, в которую он попал.
Было счастье, прекрасная семья, дело, и все это вмиг рухнуло. Стоит только представить себе, сколько человеческих судеб скрыто за абстрактными подсчетами жертв сталинщины, сколько разбитых семей, сколько пролитых слез, страданий взрослых и детей, оставшихся без родителей и оказавшихся в детприемниках, чтобы навсегда утратить равнодушие к истории и судьбе своей страны.
Анна Климентьевна Петровская не попала в лагерь, видимо, потому, что успела бежать с детьми из Новочеркасска, города^ где был арестован ее муж, бежать, бросив все, но унижений и страдании на ее долю жены «врага народа» выпало немало. Она выстояла и ждала мужа вплоть до 1956 года, пока не исчезла последняя надежда...
А имя В.Н.Петровского, известного в Новосибирске в конце 20-х начале 30-х годов человека, было забыто окончательно. Характерный пример: на фотографии, запечатлевшей встречу писателей и работников газеты «Советская Сибирь» с И.Эренбургом, опубликованной в 1988 г. в книге «Литературное наследство Сибири», В.Н.Петровский помечен как «неизвестный». А ведь в те годы его хорошо знали — он был ответственным секретарем «Советской Сибири», редактором газеты «Трибуна ударника», заместителем председателя городского отдела народного образования, депутатом горсовета, писал стихи, одно из них в 1930 г. (№9) опубликовал журнал «Сибирские огни»...
Владимир Николаевич Петровский родился в мае 1895 года в деревне Дашковцы Мостовской волости Гродненской губернии. Окончил двухклассное Московское народное училище и двухгодичные педагогические курсы при Холмской учительской семинарии. До 1915 года рабо* тал учителем в Московском народном училище, а затем был призван в действующую армию. Когда началась революция и сильное брожение в войсках, Петровский не остался в стороне. За выступление в июле 1917 года против правительства Керенского его, унтер-офицера, военный суд Юго-Западного фронта приговорил к ссылке в Сибирь.
В Сибири жили родственники Владимира Николаевича. Он посе-лился в Ново-Александровской волости Томского уезда и губернии —. портняжничал, затем учительствовал, а в 1919 году согласился быть секретарем волостной земской управы. Вот это обстоятельство и сыграло в 7 году свою роковую роль. Исполнял обязанности секретаря земской управы в период колчаковщины — значит, содействовал колчаковскому правительству, значит, был «карателем», как называли его на допросах... одномерный классовый подход заставлял рассматривать события только
63

таким образом и не принимал во внимание конкретные человеческие
JSUS № KKT.'SS. и» г. еп»«. ».»™.е.
хранКп^Л^^
димира Ни«ода»м ««га^ли^^ /91, „здания, не тро-S??^^«%lSSSra^ Петровских.
64

Протокол обыски.
Протокол обыска в. Н. Петровского.
Начало 1936 года было еще относительно спокойным временем. Волна репрессий против крестьянства в конце 1920-х — начале 1930-х годов в связи с коллективизацией постепенно пошла на убыль, сократился поток репрессированных после убийства Кирова, а новое наступление сталинизма еще не развернулось, не набрало силу. Видимо, поэтому и удалось Петровскому, который к тому же хорошо знал уголовное законодательство, добиться того, чтобы его отправили на время следствия в Томскую губернию, где он раньше жил и работал, для встречи и опроса знавших его людей и для того, чтобы опровергнуть выдвинутые против него в Новочеркасске обвинения. Владимир Николаевич переводится в распоряжение Кривошеинского районного отделения НКВД и освобождается под подписку.
65

Справка о реабилитации В. Н. Петровского. 19S7 г.
Первые письма из Кривошеина бодрые - он уверен в благополучном исходе дела, устроился на работу, районный начальник НКВД Ки-первас относится к нему благосклонно. Удалось собрать отзывы людей, знавших его в 1919 году. Этими отзывами полностью опровергались предъявленные обвинения в содействии колчаковской милиции в поимке дезертиров. Наоборот, они свидетельствовали о помощи, о выдаче справок и других документов, которые давали возможность укрыться от призыва в действующую армию Колчака.
Но следствие затягивалось, и дело было рассмотрено в закрытом судебном заседании лишь через год после ареста - 8-9 марта 1937 года Сразу после суда он написал, что им «все буквально от строчки до строчки, фактами, документами и свидетельскими показаниями опровергнуто полностью. Больше того, даже свидетели, ими вызванные, которые давали компрометирующие меня показания следствию, на суде давали показания, меня реабилитирующие». Но вместо прекращения следствия спецколлегия крайсуда приняла решение оставить под стражей, а дело послать на доследование прокурору. Вскоре после этого В. н. петровский водворяется в Томскую тюрьму.
Все его попытки доказать свою невиновность наталкивались на стену. Ничего не дали обращения к Вышинскому и в ЦК ВКП(б). И тем не менее 5 мая 1937 года Владимир Николаевич находит в себе силы написать: «Прошу вас об одном, чувствуйте себя спокойно, за судьбу мою чувствуйте тоже спокойно. Доказывая истину, невинность, я черпаю неиссякаемые для этого силы. Я прав и буду добиваться правды, невзирая на недопустимые, неслыханные сроки затяжки дела Нюшенька родная, будь спокойна будьте спокойны, мои родные детки, знайте, что я жертва подлой лжи, клеветы...»
Но к середине 1937 года новая волна репрессии достигла и самых отдаленных уголков страны, и никто уже не разбирался в обстоятельствах дела и не слушал свидетелей. И Петровский вряд ли уже смог бы
66

написать, что ♦клеветать на себя я не могу»* Пытки ломали и самых крепких людей.
Последнее письмо отправлено из Кодпашева и датировано 19 августа 1937 года, а 25 августа тройка НКВД вынесла приговор. Владимир Николаевич пытался передать последнюю записку семье через свою родственницу, работавшую на пристани. Но она не взяла этой записки у матроса с той баржи, где находился Петровский. «Ну как же вы не знаете его — высокий такой, красивый, в шинели?!» — спрашивал матрос «Не знаю»,-* был ответ. Только перед смертью Агафья Прокофьевна призналась Анне Климентьевне в том, что последняя записка от Володи не дошла до них. В этой записке Владимир Николаевич, наверное, писал о том, что его ждет... Но только через полвека молчания нам открылась правда о страшной Колпашевской тюрьме.
Вместе с реабилитацией в 1957 году Анна Климентьевна получила и свидетельство о смерти своего мужа в 1945 году* Но никто тогда не поверил этому свидетельству. Разве могло быть такое, что Владимир Николаевич жил еще 8 лет и не нашел способа передать своим близким хотя бы одну весточку о себе. Но надежда остается даже тогда, когда, казалось бы, нет-для этого никаких оснований. Потому и ждала Анна Климентьевна вплоть до 1956 года, пока все оставшиеся в живых не вернулись из сталинских лагерей.
Сегодня Анна Климентьевна и Людмила Владимировна сделали еще один запрос в управление КГБ по Томской области о судьбе своего мужа и отца. Решились на это в надежде, что, может быть, на этот раз узнают правду о том, когда и где он был расстрелян.
Ответ недавно пришел: это все тот же Колпашевский яр. Дата расстрела — 4 октября 1937 ГОДА ~
2 июня 1936 г.
Здравствуйте, милые родные мои Нюшенька, Люсеноч-ка и Вовасик. Я здоров, подъезжаю к Воронежу, в Москве буду завтра — сообщу выезд. Моя просьба, мои милые, к вам — будьте спокойны. Еду я хорошо, об этом не беспокойтесь. В пути пищу получаю. С Кривошеино постараюсь написать подробно. Крепко-крепко целую. Прошу, Нюшенька, тебя, береги свое здоровье. Ваш папа Вова.
16 июня 1936 г. Тайга.
Здравствуйте, милые, родные Нюшенька, родная дочурка Люсеночек и Вовася!
Я жив и здоров, шлю вам мой искренний горячий привет. Крепко, крепко целую. Желаю самого лучшего для жизни. Будьте спокойны и терпеливы. Я здоров. Любящий вас ваш папа.
Живите спокойно на месте. Целую, папа Вова.
6 июля 1936 г.
Здравствуйте, милые родные мои, мои дорогие Нюшенька, Люсеночек и Вовасик!
67

Как вы живете, как здоровье, как, Нюшенька, у тебя со здоровьем? Все еще писем от вас не получил. Позавчера, т. е. 3 июля, приезжал Саня и Перф. Сав., Саня в тот же день уехал. У него с Шурой неладно, на днях будут делать операцию желудка, она все болеет. Вчера получил от Клавд. Клим, из Томска письмо. Она жалуется, что ничего ни от кого о нас не знает и никаких не получала писем. Ганя пишет, что письмо, полученное ею на твое имя от Сани,— переслала тебе. Обижаться на него, что не писал— нельзя, дело в том, что письмо, им посланное в Н. А.* Лерф. Сав., шло один месяц и 5 дней...
Нюшенька, я тебе уже в телеграммах сообщал, что здоров, работаю в Кривошеинской МТС в качестве зав. курсами. Работы предлагали разные и много, но я отказался от всех, а на этой работе я все время свободен, только прослежу, чтобы явились вовремя преподаватели, сам кое-что читаю, но решил себя не нагружать. Деньги у меня есть. С квартирой с первых дней не ладилось, сейчас устроился в комнате, снимаем вдвоем с агрономом из МТС. С ним же ходим на базар, покупаем яйца и все остальное на завтраки, ужины и обеды, а иногда ходим в столовую; он одинокий, только что кончил институт в Харькове и попал в Нарым.
Нюшенька, хочу совершенно откровенно и убедительно просить, чтобы вы и не волновались и не беспокоились за меня. Мое дело безусловно сведут на пшик. Ведь для большинства ясно, что ложь, что капли правды нет, что даже если бы и было, то законом от 1927 г. покрывается давностью, а партийное дело, т. е. 169 ст. безусловно отпадет. Кончится все благополучно, я еду в Москву в Комиссию партийного контроля по разбору моей апелляции, кроме того, думаю Мамаева и Богдановича привлекать за ложные показания, на очной ставке они окончательно запутались. Когда узнал Саня, расходился, собрался на Тимофея писать заявление, но я сказал, что жалкий он человек, и не мстить, а сожалеть приходится такого.
Нюсеночка, я усиленно прошу тебя пока никуда не трогаться из Новочеркасска. Кончится дело, тогда будет видно. С деньгами не беспокойтесь, помочь вам деньгами пока не могу, но для себя имею сейчас на руках около 150 руб., затем получу зарплату, когда пройдет месяц — проживу. Моя единственная забота — скорее кончилось бы дело да вы бы были здоровы.4 Сегодня специально повидаться
* Село Ново-Александровское (и волость того же названия).
68

приезжал Талпежников- Владимир. Видел многих; был Федот с Пудовки, был у Бембеля. Нюшенька, Ганя прислала мне новый адрес, сообщаю тебе его: Томск, Коммунистический проспект, 4, межрайонная контора Запсибторга, На-летовой.
Как живут мои родные, милые дочурка и сынишка Лк> сеночка и Вовася! Как хочется всех вас скорее, скорее увидеть, обнять, расцеловать милых моих мучеников, страдальцев. Но будьте до конца терпеливы. Пишите обо всем, о житье-бытье. Жду с нетерпением от вас весточки. До скорого свидания. Остаюсь горячо любящий вас ваш папа Вова. Кривошеюю, Нарым. округа, Советская, 30, мне.
22 июля 1936 г.
Здравствуйте, милые, родные и дорогие мои, мои славные Нюшенька, Люсеночка и Вовасик!
Сегодня получил от вас письма: 3 письма, 2 открытки и одно письмо от Гани. Очень рад и очень беспокоюсь исключительно за то, что вы беспокоитесь и болеете душой, особенно мои родные и милые детки.
Я вам пишу все, решительно ничего не скрываю и не преуменьшаю, пишу, как обстоит с делом. Прочитал все сразу письма, открытки и не знаю, на какое отвечать, не знаю, какие вопросы разъяснять. Прошу об одном: будьте спокойны, меня не осудят, не обвинят, ибо не за что. Вот и сегодня заходил к начальнику P.O. НКВД Кипервасу.Долго говорили, справлялся, где дело, он тоже не знает: или в Колпашево, или в Н-сибирске, между прочим, он сообщил для меня сегодня новость, что в тот же день, когда меня выпустили (выпустили не по моей просьбе, а сами предложили), они получили телеграмму из Новосибирска от Бломберга (прокур. наблюд. за органами НКВД) о том, что им дано телеграфное распоряжение по линии о прекращении меня этапирования, о чем он их извещал потому, что в их распоряжение я ехал. Из этого факта я сделал вывод: Москва обязала по моей просьбе (я писал Вышинскому и Ежову) дело задержать в Новосибирске и, видимо, разобрать.
Из ознакомления с делом я сделал вывод — серьезного нет ничего совершенно. Если будет суд, а это маловероятно, потому что ясно — путаница,— видимо, в августе буду совсем свободен и выеду домой
69

Мне прислали отзывы, засвидетельствованные с/с* 1. Бембель В.П., что я «в течение 2-х лет активно помогал ему и всем бывшим дезертирам скрываться, выдавал документы, предупреждал их о приезде милиции колчаков-ской» и т. д. 2. Поженко Карп, что я «лично его ночью, когда он был арестован колчаковской милицией и сидел,— я освободил, снабдил документами, скрывал его брата, его спас от смерти и т.д.» и ряд документов, характеризующих меня не как «карателя», как меня сделали в Новочеркасске^ как активного борца против колчаковщины. Кроме того, послано заявление (я его не читал) со многими подписями крайпрокурору. Там изложено, как я спасал бывших большевиков: Полубятко и других.
В моем деле 4 человека опрошены, и на меня показывали те, кто в 20 г. активно участвовал в кулацком восстании против Советской власти...
4 сентября 1936 г.
Милые, дорогие мне, мои страдальцы Нюшенька, Люсе-ночек и Вовасик!      %
Вчера после прочитанных от вас писем я окончательно убедился, что недопустимую ошибку сделал, уговорив вас остаться в Н-Чер**.
Разве я хоть «а минуту мог допустить такое отношение к человеку, смысл которого жить и работать, причем работать самоотверженно... такое хамское отношение из-за этой несчастной квартиры? Словом, права ты была с Вови-ком. Нюшенька, родная, еще не поздно, бросай и выезжай, если не прекратились издевательства. Подумать только, меня там нет, так решили поиздеваться над семьей.
Я живу и работаю. Я уже писал вам, что принят на штатную работу преподавателем литературы и рус. языка в десятилетке. Дали мне два 6-х класса, 7, 8 и 9-й. Всего 28 недельн. часов при ставке 350 руб. + 50% северных — выходит месячный заработок 687 руб.        *
Отношение ко мне самое хорошее. Причем это отношение в известной степени исходит от райНКВД и именно Киперваса. Если бы они считали слишком серьезным мое дело, никогда бы такого отношения не было бы ко мне. Затянулось по вполне понятным причинам — дел уйма. Но,
* сельсоветом. ** Новочеркасск.
70

независимо от исхода его в ту или иную сторону, после всех этих выпадов в Н-Чер. я там работать не буду...
конец сентября 1936 г.
Здравствуйте, милые, родные Нюшенька, Люсеночка и Вовасик! Сейчас получил ваше письмо от 14/IX, спущено, видимо, 15/ IX. Сразу кончил уроки и ходил на почту, чтобы успеть к 3 ч.
Нюшенька, то, что переживала ты, это я чувствовал, и этот день для меня был очень тяжелым. Мысли передаются на расстоянии, в этом нет сомнения. Я весь вечер страшно хандрил, оказывается, не случайно. Нюсеночка, я еще 22 сент. телеграфом в адрес школы перевел вам 200 руб. и одновременно почтой послал посылочкой тоже на школу Во-васе брючонки, сшил без мерки, и боюсь, что не подойдут, или большие или маленькие, представь, потерял уже ориентировку в его росте. Так вот, получили ли, напишите. Да смотрите, чтобы Люсеночка не ходила хуже других в школу.
Родная, милая Нюся, ты Сане писала о работе и школе. Работники нужны и в Кривошеинском р-не, правда, не в районе самом, а других с/советах, напр. в Белостокскую семилетку, Могочинскую десятилетку, не знаю только, по каким предметам. Спрашиваешь про астму — никаких признаков, точно и не болел.
Нюсенька, относительно предкомиссии по чистке в 1921 г.— не Логинов, а Басов был председателем. Об этом я заявлял и на бюро горкома, это записано и в моей стенограмме, а мне, наоборот, доказывали, что Логинов, согласно его первого показания. На очной ставке другое он заявил, т. е. так, как было.
Ты сомневаешься, примут ли во внимание отзывы, почему же нет? Если можно верить ложным показаниям с целью мести мне от лиц, когда-то репрессированных за участие в кулацком восстании, то почему этим заявлениям верить нельзя, тем более, я «на некоторых ссылался еще в Н-Черкасске, настаивал допросить, но следст. органы не выполнили этого, мало того, не вынесли определения, почему не допросили, чем и нарушили 114 ст. УПК. 111 и 112 ст.УПК требуют при следствии объективно и всесторонне расследовать дело и выявить не только порочащие, но и реабилитирующие стороны, а этого не сделали, хотя к этому располагали заявлениями, просьбами и документами.
71

Нюшенька, я в это воскресение (выходи.) перепишу все отзывы (копии сниму) и пошлю их тебе на всякий случай. Они ведь меня полностью реабилитируют в том, что: 1) меня по' показаниям обвиняют, что я арестовывал дезертиров, а сами бывшие дезертиры наоборот заявляют, что я их скрывал от армии (Бембель), освобождал из-под ареста арестованных колчаковской милицией и выпускал ночью из катал, камеры (Поженко К.), снабжал документами (Лысенко Д.). Меня обвиняют за Петроченко, а три человека документом, как очевидцы бывшие, подтверждают другое, т.е. называют подлинных убийц (колчак, милиция). Кроме того, о Мамаеве Гаврииле заявили буквально следующее: «Мы удостоверяем, что Петровский никогда и никого из бывших дезертиров от прав. Колчака на пос. Пу-довском не арестовывал. Нам, как односельчанам д. Пудовки, известно, что на чистке в 1934 г. исключен из рядов ВКП(б) Половинкин К.Л. за бывшего дезертира Мамаева Гавриила, которого он выдал милиции. Нам также известно, что Петровский никакого участия в аресте М.Г.* и других не принимал, и в этом не виновен». (Воеводин Б.К., Никитин И.В.). Вот где противоречие, причем, если мне будут все же инкриминировать эти обвинения, я с этими заявлениями-отзывами буду апеллировать к. президиуму VIII Чрезвычайного Всесоюзного съезда Советов непосредственно.
Я тебе вкратце дам выдержки из отзывов; они посланы краевому прокурору Боркову, за исключ. 2-х последних:
1. Поженко К.Й. (бывший дезертир).
...Я в то время, будучи дезертиром, скрывался в Н-Ал., был сельской милицией арестован и посажен, но Петровский В.Н. ночью меня выпустил из катал, камеры, спас от шомполов карательного отряда, который через несколько дней приезжал в Н.А. Кроме того, Петровский снабдил моего брата Поженко Семена документами с уменьшенными летами, чтобы он тоже мог скрываться...
2. Лысенко Д.А. (бывший дезертир, сейчас колхозник).
...Я был дезертиром из колчаковской армии и скрывался в с.Н.А. Я никогда не подвергался никаким гонениям, а, наоборот, Петровский мне всегда содействовал, а также и всем тогда бывшим дезертирам укрываться от колчаковской милиции, а если он узнавал о приезде в волость кол
* Мамаева Гавриила.
72

чак. милиции, всегда нас предупреждал через Еф. Булычева, чтобы скрывались...
3. Бембель В.П. (бывший дезертир).
...когда я дезертировал от войска пр-ва Колчака — Петровский В.Н. снабжал меня соответствующими документами и был лучшим помощником мне в этом деле. Скрывался я полтора года, и Петровский В.Н. за это время выдал мне 3 документа (копию прилагаю) .Я также знаю о том, что Петровский В.Н. содействовал в скрывательстве не только мне, но и всем подлежащим призыву в то время. В течение трех ночей с партизанами с 19-го по 22-е декабря мы с Петровским В.Н. принимали участие в поимке бе-жавших белогвардейцев по тракту Томск    Икса. ^
Петровский В.Н. после июльского кулацкого восстания w в 1920 г. в И. Ал. вол. был председателем волревкома. ^ ,
Петровский В.Н. за время работы секретарем волземуп-равы содействовал падению колчаковского правительства и восстановлению Сов. власти в Н.Ал. волости...
4. Маевский И.И., Нюнько В.О., Сафрон Ф.П., Град-ковский Н.Л. и др.:
...Петровский В.Н. после демобилизации из старой армии безвыездно проживал в Н.Алек, вол. до 1924 г.
В 1917 г. жил у своих родственников, работал в с/х, портняжничал, в 1918 г. обучал детей грамоте. В 1919 г. служил секретарем и за время его работы в волости он помогал укрываться всем дезертирам поселка от армии Колчака. Всегда предупреждал о приезде милиции и предлагал скрываться. С приходом Сов. власти был избран членом ВИКа и работал секретарем. После кулацкого восстания в 1920 г. был назначен предволревкома. Никогда не служил в белой армии...    ,
5. Башкиров И.К.
...знаю Петровского В.Н. как одного из активных тогда, в 1919 г., работников, который содействовал всем дезертирам укрываться от колчаковской армии, а также всем бывш. тогда большевикам, в частности, мне. Никого, никогда Петровский на Пудовке не арестовывал, это мне и всем гр-нам Пудовки известно. Я работал пред-ВИКа с приходом Сов. власти и тов. Петровский В.Н. был единогласно избран членом ВИКа и секретарем президиума. После кулацкого восстания Петровский В.Н. вместе со мной был назначен предволревкома, а я членом и активно боролся с контрреволюцией и восстанавливал Советы...
73

25 декабря 1936 г.
Здравствуйте, милые, родны^, дорогое мои Нюшенька — жена и друг мой верный; милые детки Люсенька и Вовасенька!
Я жив и здоров, сейчас только пообедал и пишу вам письмо. Нюшенька, родная, ты не представляешь, какое я сейчас испытывал чувство «сожаления» к трусам, глупцам, а может быть, и больше — врагам. А дело вот в чем. Сижу в столовой, обедаю. Напротив меня сидит гражданин, и, когда я взглянул, он поздоровался. Затем встает, подходит ко мне и здоровается за руку. Кто бы ты думада? Богданович. Разговорились. Рассказал я ему его ложь, его показания, а он категорически отрицает, чтхпуго говорил. Я спрашиваю: «Показания свои ты читал?» — отвечает: «Нет, мне подсунул следователь Ковалев подписать, и я подписал».
Говорил он много, говорил о том, как ему даже не дали подумать, вспомнить и т.д. Категорически отрицает многие записанные показания. В связи с этим я решил добиться, чтобы он то, что рассказал мне устно, подтвердил письменно. Я не лишен оснований думать, что Ковалев, который вел мое дело в Кривошеино, использовал все негодные средства для того, чтобы создать дело. Его сейчас в Кривошеино нет. Но я с ним первые дни приезда дело имел, дошло до того, что я категорически отказался ходить к нему и давать какие-либо показания. А дело было так: когда я разоблачил на очной ставке Мамаева в его лжи, Ковалев отказался это записать в протокол. Я тогда отказался ходить по вызову на допрос и потребовал, чтобы дело для ведения было передано другому лицу или же взял сам Ки-первас До этого он ему, видимо, объяснил так: «Петровский хочет взять инициативу следствия в свои руки». На вызов его я не пошел. Тогда меня вызвали к Кипервасу. Он поставил передо мной вопрос: «Что у вас случилось?» Я ответил: «Не у меня, а у Вас. У Вас грубо нарушают советский закон. Грубо нарушают ст. УПК 111, 112 и 114». Объяснил, в чем, и объяснил мои требования к Ковалеву. Кипервас понял, что я требую законно, и заявил, что это будет выполнено. Состоялись вторично с некоторыми очные ставки.
Так что дело безусловно создано на меня. Пришивают преступления, не существующие в природе с моей стороны.
Я всего в письме не могу описать. Но дело, созданное на меня, нисколько не отличается по своему вымыслу, по
74

своему характеру от тех ритуальных процессов, которые создавало царское правительство, в частности дело Бейли-са. В Бейлисе положительно все я нашел свое, личное мое, увидел себя буквально* Сейчас над этим работаю. Как только получу от него заявление, спешно посылаю краевому и всесоюзному прокурору. Я мужаюсь, нахожу силы переносить гнуснейшую ложь, сама знаешь, что правда, она всегда воодушевляет, дает силы вести борьбу с ложью. Вот почему я решил тебе это сообщить, написать, хотя вкратце. Многого в письме не опишешь, но для меня сейчас совершенно ясно, тут старались из пальца высосать, но создать что-то уму непостижимое, грубо обрывая тех, кто говорил правду и т. д. Сегодня 25 декабря, у нас еще зарплаты не выдали, беспокоюсь за вас, сидите где-то без денег. Последний м-ц, и оказался, видимо, с деньгами в банке прорыв.
Сейчас с ребятами был в кино, смотрели «Лунный камень» — это из минералогии. Хорошая, интересная кинокартина...
...Сегодня приглашали в райком и предложили заниматься в двух школах: с парторгами и партактивом. Дал согласие, хотя там немного часов, всего 8 в месяц, все же заработаю на брюки, ведь скоро доношу свои. В гимнастерке уже локоть прошоркал, а в магазине ничего нет. Нюсе-на, милая, ты опять пишешь, что ревела, опять доходишь до отчаяния, молю, прошу, мужайся и чувствуй себя спокойно, не съедят, подавятся. Они сейчас при встрече глаза прячут. Особенно после того, когда начал работать в школе. Пусть в конце концов поверят им, пусть привлекают меня, судят, если считают нужным, я же ни с каким решением, меня наказывающим, не соглашусь и буду апеллировать к документам и фактам, у меня имеющимся.
Как видишь, время прошло неплохо, но все это мне приносило какую-то щемящую боль сердца. Ничто не может ее заглушить. Минутное забытье в обществе и все, и снова мысль усиленно работает: как там вы, здоровы ли, сыты ли, одеты ли?
Сегодня получил письмо от Данилова с отзывом по всем пунктам обвинения. Он даже конкретно указал: «В момент восстания в Пудовку приехал из Южоры Селяв-ский и начал призывать к восстанию, тут же находившийся т. Петровский резко выступил против и призывал не слушать его, за что был изгнан с собрания» и т. д.
Словом, же это засвидетельствовано Н.Алекс с/с...
75

...Я уже тебе писал, что встретил Иовика, бывш. члена молчановского ревбюро. Он мне дал отзыв следующего содержания: ...что П.В.Н. в 1920 г. принимал активное участие в ликвидации белобандитского восстания. Как активный, надежный участник восстановления власти Советов в Н-Алек. в Молчановском ревбюро был рекомендован населению на должность председателя волревкома и населением был единогласно избран... Документ Данилова Евсея Григор. подтверждает мое... «активное выступление против кулацкого восстания и его организаторов на собранном ими собрании, за что Петровский был ими изгнан с этого собрания»... А в числе их был и Мамаев Д., который кричал «бей», Данилов это помнит хорошо. Ты помнишь тот вечер, когда я расстроенный пришел, но тебе об этом сказал позже.
С Богдановичем еще окончательно не уточнили, как он будет исправлять свои неправильные показания, но этот вопрос я перед ним поставил. На днях был у него на квартире, не застал. Сегодня вечером постараюсь встретиться. Вот сжато и коротко ставлю вас о предпринятом мною обороте дела.
Послал тебе, Нюшенька, только сто руб., хотя мог бы послать и больше. Оставил на всякий случай, тем более что у меня за февраль будет почти пустяк. Веду только в IX кл. историю 5 ур. в неделю и больше нет ничего. С конституцией до сих пор нет указаний у нас, а так у меня было бы 12 ур., все же не без дела. Ты спрашиваешь о здоровье, самочувствии? Дело в том, что в отношении здоровья я действительно чувствую себя хорошо, хорошо поправился, с этой стороны хорошо. Другое дело самочувствие: оно таково — чертовски обидно переживать и переносить незаслуженно...
75 февраля 1937 г.
Милые Нюша, Люсеночка и Вовасенька!
Я жив и здоров, 13/II получил из Новосибирска обвинительное заключение и жду, что через неделю-две в Кол-пашеве будет разбираться дело. Как тебе известно, мне инкриминировали две ст. 58 п. 13 и 169.
Так вот, 58 ст. отпала совсем. Кроме того, отпало обвинение с Петроченко, но в обвинительном заключении фигурирует обвинение по 169 ст.— сокрытие от партии участия в поимке дезертиров. Иными словами, вымышлено, кляузническое показание Мамаева легло в основу обвине
76

ния.Я за все спокоен. Я выставил 13 ч. свидетелей, кроме того, у меня от 15 чел. отзывы (в том числе от 9 ч. б. дезертиров),что я, наоборот, их скрывал, выдавал документы и т. д.
Деньги у меня есть. На руках 300, за школой 100 руб. Разбирать дело будут в округе в Колпашево. Письма до получения от меня адреса не пиши. Посылай только тогда, когда сообщу адрес. Из Кривошеино, видимо, на днях отправят в Колпашево. Нюшенька, родная, одна к тебе просьба: будь абсолютно, совершенно спокойна за меня. Ты ведь прекрасно знаешь мою невинность, поэтому независимо от того, какой будет исход разбора, весной выезжай в Томск, это пусть будет твердым и окончательным решением. Конечно, никакого барахла не вези, за исключением самого необходимого, а остальное все продай.
Ну, будьте здоровенькие, крепко-крепко целую в^ас, моих милых ангелов. За меня еще и еще раз прошу, будьте спокойны. Буду по возможности писать.
Ваш папа, муж Вова.
Крепко целую, будьте здоровенькие, писем и телеграмм не посылайте до получения от меня. Володя.
17 февраля 1937 г.
Родная Нюшенька, родные и дорогие Люсеночка и Во1 васенька! Когда вы это письмо нолучите, дело мое, безусловно, уже будет разобрано, и тот или другой результат буду знать. Я тебе телеграфировал* что разбор будет в Колпашево. Когда получил обвинит, заключение, я внес мотивированное ходатайство с указанием причин о разборе не в Колпашево, а в Кривошеино. Это мое ходатайство удовлетворено, и дело будет разбираться на днях в Кривошеино. Результат или письменно, или телеграфно, в зависимости от обстоятельств — сообщу. Важно то, что обвинение с Петроченко отпало, да и вообще 58 ст. отпала, а это * было самое страшное.
Свидетелями в качестве обвиняемой стороны вызваны Богданович, Мамаев, Селиверстов Павел и Логинов. Я со своей стороны выставил 10 человек, от большинства же имею отзывы.
Но прошу об одном, независимо от исхода, все же вы будьте спокойны. Буду, безусловно, приговор кассировать, если я только буду осужден. Меня очень и очень интересу
77

ет, пришел ли Николаев. Ты как-то писала в одном из писем, что его ждут.
Боюсь, что Бембель Василий не в состоянии будет приехать. С ним случилось осенью несчастье — ехал на машине и сломал ногу. Ампутировали в Томске в клинике...
Я жив и здоров, крепко-крепко целую милых, родных и дорогих моих Нюшеньку, ангела моего, дорогих Люсеньку и Вовасеньку.
Ваш папа, муж Вова.
Целую, будьте здоровенькие и спокойно себя чувствуйте.
Ваш до смерти никем незаменимый папа-друг.
9 марта 1937 г.
Милая Нюша, милые дети! Родные Вовасенька и Люсеночка!
Это письмо, безусловно, вас опечалит, от вас я не могу ничего скрывать и пишу правду. Я прошу быть такими же мужественными и спокойными, как до сих пор, быть совершенно спокойными за меня.
8 и 9* состоялся суд. Мое дело разбирала спец. коллегия Крайсуда в закрытом заседании, после двухдневного разбирательства вынесла следующее решение: «В силу того, что свидетели на предварительном следствии и суде дали противоречивые показания (на следствии меня обвинявшие, а на суде меня оправдывающие), судебное дело прекратить и направить краевому прокурору на доследование, оставить содержание под стражей». Вот такое решение вынес суд. Все свидетели, опрошенные судом: Логинов, Шиш-ко, Коландо, Андрианов, ранее в своих показаниях меня обвиняли, на суде показали другое, что они ничего не знают и т. д. Но на второй день Журомская по-прежнему начала плести черт знает что, и безусловно суд не в состоянии разрешить, потому что дополнительно вызванный Бембель К. П. показал правду, т. е. что я спасал его брата Василия, сколько выдал документов, словом, дал очень хорошие и правильные показания. Кроме того, я предоставил суду отзывы от 15 человек, меня реабилитирующие... Поэтому при наличии таких противоречий суд решил перерасследовать. Конечно, он взял под сомнение правильность следствия. Краевой прокурор при санкции передачи в суд дал такое заключение: «Следственным материалом не под
* 8 и 9 марта.
78

тверждено: 1) чтобы Петровский участвовал в поимке дезертиров из колчаковской армии; 2) чтобы он был при убийстве Петроченко; 3) что должность была особо ответственная или Петровский выполнял особо ответственную или секретную работу при к-р* правительстве; 4) Петровский происходит из трудящихся, дело по обвинению его за деяния 1919 г. в силу постановления ЦИК СССР — акт об амнистии 2/XI-27 г.— подлежит^рекрашению>>^ Что тебе нужно сделать? Обратиться к Вышинскому, я тоже пишу. Кроме того, как только кончится уч. год, сразу выезжайте. Обо мне еще и еще раз прошу будьте спокойны. Деньги у меня есть 500 руб., здоров, питаюсь. Сегодня отправил заявление крайпрокурору... Мне не пиши. Сообщай Сане о здоровье. ...по возможности буду вас извещать...
Нюшенька, родная, главное, я тебя прошу, чтобы ты была спокойна, ведь ничего со мной не случится. Меня страшно интересует одно. Люся мне про Шейнина и Феди-на написала,, что они арестованы. Я это заявлял суду с тем, чтобы доказать, что жестокая расправа в Н-Черкасске надо мной проведена была ими, что они нажимали на Кривошеино о собирании на меня компрометирующих материалов, если это так, если они арестованы, значит, верно. Они — подлые изменники, меня пытались погубить. Они старались за мою смелую критику их действий.
Ну, пока, крепко, крепко целую, желаю быть здоровыми, спокойными, не отчаиваться. Кончишь учебный год, выезжай сразу, ничего лишнего не вези: ни библиотеки, ни мебели. Постепенно продавай. Целую. Ваш папа.
Письма, телеграммы буду только до востребования посылать.
Ваш папа Вова
12 марта 1937 г.
Здравствуйте, родные и милые Нюша, Люсенька и сын мой Вовася!
Я уже вам писал, какой оборот приняло мое дело. При разборе его на суде я предъявил документы (отзывы), возбудил ходатайство о допросе моих свидетелей, часть (3 чел.) были допрошены: К. Бембель, Нюнько и Сапрон дали самые лучшие показания обо мне, но дело не в этом. Дело
Контрреволюционном.
79

в том, что ранее опрошенные свидетели во время следствия дали показания, меня обвиняющие, а на суде от некоторых показаний отказались, а частью заявили, что ничего плохого обо мне им не известно. Словом, по закону, если бы мое дело суд разобрал, то Логинова, Коландо, Андриянова он должен был привлечь к уголовной ответственности по 95 ст. УК за ложные показания. Так в моем деле именно и встал вопрос. Так, видимо, и будет решаться. Одна Жу-ромская, человек, который потерял всякую совесть, павший низко, начала плести и что относится к 19 г. и к 20, 22 — все смешала в кучу. Поэтому спецколлегия встала в тупик, решать вопрос не могла, тем более три прокурора — районный, окружной и краевой дали свое заключение. Вот это очень и очень важно. Кроме того, я тебе вкратце сообщу противоречия в показаниях отдел, лиц:
На следствий Логинов заявлял, что «он был председателем чистки, и Петровский был исключен из рядов ВКП, что Петровский убил Петроченко, что Петровский порол лично крестьян»... Когда Логинову предъявили карточку, он заявил: «Это Петровский, который лично при моем участии был исключен из рядов ВКП».
На очной ставке он заявил, что во время чистки Петровского он не был, был в Молчанове и лежал в больнице, чистил Басов». На суде: о контррев. работе Петровского он ничего не знает, а только слышал (от кого — не назвал). За что Петровского исключили из партии — не знает, потому что Басова не встречал и не говорил... Коландо на следствий: «В 1919 г. Петровский ездил по району в поимке дезертиров, ходил вооруженный и в военной форме».
Он же на суде: «О контррев. работе Петровского ничего не знаю, я его узнал только в 1920 г.» На мой вопрос суду: «Почему данные следствия не соответствуют показаниям на суде?» — Коландо суду заявил: «На следствии показания дал неверные». Припертый мною сознался, что дал ложные показания.
Андриянов на следст,: «Будучи секретарем, Петровский ходил с наганом».
На суде: «В Н-А. я не жил и не знаю о его деятельности, слышал разговоры, но не помню от кого. О нагане следствию сказал неправду, видел у него в волости бульдог».
Шишко на след.: «Петровский на меня кричал нецензур, словами, называл измен, род.* и приказал посадить».
* Изменником родины.
80

На суде: «Он меня не арестовывал, а только ругал. Об аресте дезертиров слышал от Форина в 1933 г.».
Вот где разоблачается ложь, обнажена во всей ее полноте. Решением суда дело разбором приостановлено, передано крайпрокурору на доследование. Дело у него, сколько займет следствие, не знаю. Но я тут же написал заявление с категорическим требованием ускорить (но я не вижу никакой необходимости дополнит, следствия). Написал под^ робное заявление Вышинскому, отослал в адрес Трифоновская, 53, Марусе с просьбой передать лично. Узнай — спишись. Сегодня передал тебе перевести телеграфно 100 руб. в адрес школы и телеграмму об отправке меня на время следствия в тюрьму в Томск. Для меня пиши только на Га-ню, она со мной свяжется. Деньги у меня... Договорился с Кипервасом, чтобы он... сообщил начальнику тюрьмы, там думаю устроиться работать. Тебе нужно быть абсолютно спокойной за мою судьбу. Силы для борьбы с ложью, как видишь, еще нахожу и с успехом разоблачаю. Было бы, конечно, хорошо, если бы ты могла съездить в Москву, к Вышинскому, в «Правду» к Мехдису или в Комиссию сов. контроля к Антипову. Но если не удастся, то устрой так, чтобы, как год кончишь, сразу выехали в Томск, к этому времени, видимо, я выйду там под подписку, а то, может, и раньше. Хорошо бы, чтобы ты узнала, верно ли, что Шейнин, Федин и др. привлечены к ответст. Ведь они со мной расправились, это облегчило бы еще больше мое положение. Так и нужно рассматривать...
13 марта 1937 г.
...Я требовал*:
1) Телеграфно обязать крайпрокурора закончить дело следствием.
2) Освободить меня под подписку в Томске (я не представляю никакой соц. опасности и держать на время следствия, лишив свободы, нецелесообраз. и глупо). Находясь в Томске, влиять на ход следствия я же не могу.
Нюшенька, ты исключительно малодушествуешь, причем напрасно. Конечно, прецедента волоките моему делу нет и, видимо, не будет. Второй год. Но в этом виноваты только органы, кому надлежит быстрее разобраться. И так прошу не беспокоиться за меня. Ложь все больше и больше
* В заявлении на имя Вышинского.— Письмо оборвано.
S1

обнаруживается. В беседе с Кипервасом он говорил, что кое-кого за ложь придется привлекать к ответственности.
Это письмо пишу еще из Кривошеино. Постараюсь по приезде в Томск сообщать. Ты же пиши Гане, через нее узнавай. А кончите уч. год, выезжайте. Словом, будь мужественна и спокойна. Пойми одно, что я был и остаюсь большевиком. Мне за 18 лет работы ничего плохого не предъявляют. А если бы даже и по 169 ст. осудили, то я через месяц-два был бы на свободе. Всех коммунистов, бывш. по этой статье, освободили давно. Будешь в Москве, требуй немедленно разбора. Целую всех и прошу быть абсолютно спокойными. Я еще и еще раз говорю тебе — правды добьюсь. Уже и Логинов, и Коландо, и Шишко и др. разоблачены и уличены судом во лжи.
Ваш муж, папа Вова
... Манифест ЦИКа СССР от 2/XI—27 г. полностью снимает все деяния, совершенные в 1919 г. лицами, находящимися в белой армии, а я, ведь ты знаешь, в белой армии никогда не служил, а должность секретаря вол. зем. управы ,не являлась особо ответственной в период к/р правительства.
Дело в том, что я был, видимо, очень опасным для подлых предателей родины, этих бандитов в Новочеркасске, и дляЧого,чтобы творить свои подлые дела, они постарались со мной расправиться, якобы прикрываясь тогой архибдительности. Вот где кроются все их подлости. Но они просчитались. Я с детства, с моей сознательной жизни связал свою судьбу с судьбой рабочего класса и трудящегося крестьянства. Ведь я был по законам царской России лишен всех прав и преимуществ, как незаконнорожденный сын. Я даже не имел права получить сред, образования, я не имел права работать на госуд. службе, а мне они, правда слишком неуклюже, мажут, что я защищал в 1919 г. капитализм. Какая глупость и бездарность!
Кто же это показывает? Вот серия людей,.для которых ложь — их постоянная добродетель. i
1. Мамаев Д.— активный участник кулацкого восстания, и в 1920 г. был за это репрессирован, на очной ставке сам сознался, что «был арестован, что ездил в Монаст. волость».
2. Мельников Анисим (Пудовка) — кулак и участник июльского восстания.
82

3. Селиверстов Павел (Н.Алекс) — участник кулацкого восстания, был арестован за это и сидел в тюрьме.
4. Журомская.Т.— человек, выживший из ума, убила с дочерью в 1933 г. своего собственного сына, дважды судимая, а брат ее Журомский расстрелян за бандитизм, был ранее арестован за кулацкое восстание.
Кого же допросили после решения спецколлегии?
1. Богдановича, который заявил, что я в 1920 г. не был предволревкома и на других выборных должностях, а когда взяли книги актов и записей из ЗАГСА — установили мою подпись как предволревкома за 1920 г., этого не хотел делать Кипервас, но я настоял и сообщил крайпрокуратуре. Богданович — псаломщик в 1918—1920 гг. Скрыл это сам.
2. Маркина Анна заявила, что я имел связь с милиционером Тайлашским (и все), причем высказала обиду, что я обещал в 19 г. на ней жениться и не выполнил обещания!
11 апреля 1937 г. Камера 7
Тов. Родионов!
Если удастся тебе выйти на свободу, то моя просьба к тебе: 1-е— написать моей жене, что я в Томской тюрьме, дело у крайпрокурора с моими документами и показаниями свидетелей 7 чел. в сторону, меня реабилитирующую. Три прокурора: районный, окружной и краевой дали по делу заключение о прекращении дела по обвинению меня за деяния 1919 г., хотя они и без этого лживы и надуманы. Стал, видимо, вопрос об авторитете нач. райНКВД и крайНКВД. Первый создал сухое дело, второй его утвердил. Это же передай в Томске.
Адреса жены: 1. Новочеркасск Азчер. края. До востре-бования.Петровской Анне Клименть-евне.
Адрес в Томске: ул. Карла Маркса, № 13, кв. 7. Нале-товой Агафье Прокофьевне.
Я исключительно признателен тебе за оказанную тобой помощь сегодня. Все можно забыть, но этого я до смерти не забуду. Пойми, что друг тот, кто в несчастье познается. У меня сейчас продукты есть. Купили из ларька и за наличный расчет. Моя забота — не знаю судьбы семьи. Жена — томичка, по окончании учебного года собирались они приехать в Томск на жительство. Это нами твердо решено.
83

в случае чего дайте ей Вашей жены адрес. По приезде они встретятся.
Привет, спасибо. В. Петровский.
4 мая 1937 г.
Милые Нюшенька, Люсеночек и Вовасенька!
Вы безусловно в отчаянии, что от меня нет весточки, но не от меня это все зависит.
Я жив и здоров. Прошу не беспокоиться об этом. По делу я вам писал через Ганю еще из Кривошеино в двух письмах, но я не уверен в получении их вами, хотя Ганя знает мое нахождение. 29/III я от нее получил передачу. Трудно сравнить или придумать еще большее издевательское отношение к разбору моего дела, как поступили 8—9 марта. 13/II мне вручили обвинительное заключение, а 8 и 9 марта спецколлегия разбирала в закрытом судзаседа-нии (негласно), и мною все буквально от строчки до строчки фактами, документами и свидетельскими показаниями выдвинутые обвинения опровергнуты полностью. Больше того, даже свидетели, ими вызванные, которые ранее давали компрометирующие меня показания следствию, на суде давали показания, меня реабилитирующие. Одна полоумная Жур. нагло и беззастенчиво лгала. Вместо реабилитации, вместо прекращения дела — спецколлегия вынесла дикое решение: послать прокурору на доследование, оставив меру пресечения — содержание под стражей. В чем тут дело? Дело в том, что оправдать меня — это значит кого-то скомпрометировать, подорвать чей-то престиж, авторитет. Ведь они составляли обвинение, его утверждали и вдруг оно оказалось дутым, натянутым от начала и до конца, продуктом фантазии человека, которому нет дела добираться до истины, а составлять по лживым показаниям следствию, от которых на суде сами же отказались. Что даст доследование? Конечно, ничего, единственно, затянет следствие и разбор дела, а в связи с этим, снова томления и никому не нужные страдания невинных людей.
Я послал через Мару сю заявление Вышинскому, через нач-ка тюрьмы заявление в ЦК ВКП (б), которое отправлено в Москву 26/Ш за № 3—138. Я через Ганю тебе писал, чтобы ты в каникулы с 1—6 апр. взяла отпуск и съездила сама в Москву и настояла на ускорении разбора, для этого я еще из Кривошеино 13/III выслал через друзей те-, леграфом на школу тебе сто рублей, если ты это сделала, безусловно, поможешь много мне. О письмах я даже и не
84

знаю, я, конечно, не получу, потому что не знаю, долго ли буду в Томске. Пиши Гане, может быть, как-нибудь от нее узнаю о вашей судьбе. Обо мне, еще и еще прошу, не беспокойтесь. Ведь я прав, а правда наверняка победит. Ведь слишком все грубо строится. Несмотря на то, что я был лишен официальной защиты, лишен права выставить свидетелей — все же ложь удалось раскрыть очень и очень много.
Теперь о житье-бытье. Кончите уч. год, выезжайте в Томск обязательно, независимо от исхода дела. Особенно прошу взять себя как следует в руки, и обо мне не беспокоиться. Я в ЦК ВКП(б) написал, что то, что проделали надо мной в Н—Черк., могут поступать и глумиться только враги народа, оказалось это действительностью, когда я узнал, что Шейнин, Федин, Бородулин и др. разоблачены, эти подлые троцкисты, то мне стало понятно, почему они так издевались надо мной. Я об этом сейчас написал в ЦК, когда узнал обо всем из писем.
Ну всего-всего наилучшего. Крепко, крепко целую моих милых, родных, дорогих. Если ты это письмо получишь, я буду очень и очень рад, хотя вероятностей мало, но случайности бывают. Ваш папа Вова. Крепко обнимаю, целую.
Встретил таких знакомых здесь, что поражен этим.
5 мая 1937 г.
Здравствуйте, мои милые, родные, мои дорогие Нюшенька, Люсеночка и Вовасенька!
Изболелась душа, что не знаю о вашем здоровье, не знаю, как живете, и что не могу сейчас ничем вам помочь. Я жив и здоров. Обо мне не беспокойтесь. Я прав, поэтому легко переживаю. Личное мужество меня не покидает, а раз так, то беспокойство только за вас, а остальное будет разбито так же, как это было разоблачено 8 марта. Одно* меня крайне поражает, что ради сохранения авторитета других решили издеваться надо мной.
...Это со всей силой вскрылось на разборе. Но беда, что разбор был в закрытом заседании, где я лишен был защиты, лишен вызова и опроса свидетелей, к тому же им невыгодно было решить самим, и поэтому вынесли идиотское решение: «В силу резко противоречивых показаний свидетелей, дело разбором приостановить и послать крайпроку-Р°РУ на доследование (нач какое?). Меру пресечения оста-
85

вить — содержание под стражей». Я написал прокурору два заявления. Кроме того, написал Вышинскому, в ЦК ВКП(б), в Комиссию партконтроля при ЦК ВКП(б), но мне нет ниоткуда ответа, а дело сейчас у краевого прокурора, время достаточно для его доследования. В чем меня обвиняют? Обвиняют в том, что я все это скрыл, вступая в партию. Значит, я скрыл не совершенные мной никогда преступления. От меня требуют, чтобы я признал не совершенные мной проступки. Это выше моих сил. Клеветать на себя я не могу. Какое идиотствоГ Статья Уголовного кодекса 169 ч. 2 говорит о подделке чеков, а не о нарушении устава партии. Поэтому пусть еще помышляют. Я писал и крайпрокурору и выше, что собранные материалы на меня исключительно ложные, но у нас судят по характеру записанного, а не по истине.
Прошу вас об одном, чувствуйте себя спокойно, за судьбу мою чувствуйте тоже спокойно. Доказывая истину, невинность, я черпаю неиссякаемые для этого силы. Я прав и буду добиваться правды, невзирая на недопустимые, неслыханные сроки затяжки дела. Нюшенька, родная, будь спокойна, будьте спокойны, мои родные детки, знайте, что я жертва подлой лжи, клеветы. А люди, кому надлежит вмешаться, относятся бюрократически ко всему этому. Ну, будьте здоровенькие. Целую.
Ваш папа Вова. Пишите Гане. ...не моя вина, я лишен писать, к сожалению.
22 мая 1937 г.
Милые, родные Нюшенька, Люсеночка и Вовася!
Я еще не уехал. Отправят не раньше 26/V. Попытайся получить свидание и кое-что передай из сухих продуктов. Пропуск возьми у Рыжакова. Будьте, милые, родные, здоровые. Целует вас крепко ваш папа Вова; В. П.
28 мая 1937 г.
Милая Ганя!
Привет. Я здоров. Меня 20 мая из Томска возили в Кривошеино на допрос и объявили, что дело следствием закончено, меня до суда снова 27/V отправили в томскую | тюрьму. Я прошу вас, это письмо пошлите Нюре, Кроме | того, я вам шлю адрес своего брата Александра.
Бакчарский район Нарымского округа
Зап.-Сиб. края, Райпотребсоюз

Александру Николаевичу Полубятко.
Напишите ему, пусть вышлет мне посылочку продуктов, потому что месяца два, наверное, придется сидеть до суда, а с питанием плохо. Напишите мне, как только получите это письмо, о моей семье, как она живет, и что думает делать Нюра после учебного года. Привет Вам. Адрес пишите так: Домзак, Иркутская, 10, след. корпус, Петровскому В. Н.
...Дело закончено, и я с ним ознакомился и меня снова до суда направили в Томскую тюрьму, а дело пошло сначала в Колпашево к окрпрокурору и окрНКВД, а затем пойдет в Н-Сибирск крайпрокурору по спецделам и НКВД и только после этого суд. Я бы уже хотел, чтобы скорее был суд, чтобы скорее осудили, то я быстрей был бы на свободе. При доследовании больше всех налгал Тимофей. Это человек, который ради подхалимства оклеветал до невозможности. Он подлец, он гнусь, нет ничего подлее в мире его.
...вы прежде всего будьте спокойны за меня, помиритесь со всем и знайте, что я не погибну, настанет час, когда я снова буду с вами. Справляйтесь через Ганю, где я. Нюшенька, -я буду думать, что вы будете в Томске, поэтому я все буду посылать в адрес Гани. Я от нее получал передачи. Разрешают только 1 раз в 10 дней. Деньги у меня есть, иногда с трудом можно купить в тюрьме хлеба, но этого очень трудно добиться. Нюшенька, ведите себя очень осторожно. Не вступайте ни в какие разговоры, не зная людей...
5 июля 1937г.
Милые и родные Нюшенька, Вовасенька и Люсеночка!
Я жив и здоров, об этом не беспокойтесь. Другое дело, что вот уже 17 месяцев безвинно страдаю, страдаете и переносите невероятные мучения и вы... Но моя невинность всегда вселяет в меня силу воли к мужественному переживанию. Беспокоюсь об одном. О вас, моих милых, моих родных. Здоровы ли? Как вы ехали, благополучно ли? Здорова ли мама? Вот все это ужасно меня волнует. Дело вторичным расследованием закончено 25 мая и услано через органы НКВД крайпрокурору по спецделам. Обвинение: сокрытие компрометирующих фактов в деятельности, якобы имевшейся в 1919 г. Все основано на исключительной
87

лжи и клевете Тимофея, который дошел до наглости, даже показал следствию, что в 1920 г. я предволревкома не работал!.. Подлец, он не знает того, что там же в ЗАГСЕ при райНКВД имеются книги актов и записей браков за 1920 г., на которых стоит моя подпись, как предволревкома. Поэтому-то меня решили до суда держать в тюрьме, чтобы я не мог документами опровергнуть лжи. Но если снова будет разбирать спецколлегия в моем присутствии, я потребую этого и раскрою снова, как и в первый раз, всю ложь и клевету, на меня возведенную. Нюша, походатайствуй лично перед крайпрокурором ускорения разбора дела и поставь вопрос об освобождении под подписку. Я должен был быть освобожденным, но тут дело уже принципа, и боязнь вторичного провала, как это имело место 8—9 марта. У него же можно взять и разрешение на свидание со мной, добивайтесь личного свидания. Мотивируйте длительностью. Спишись с Саней, пусть выедет. Мне, кроме питания, ничего не нужно. Остаюсь здоров, любящий вас ваш папа, муж Вова. Целую крепко-крепко всех. Бесконечно благодарю Ганю, целую. Володя.
Милая и родная Нюшенька, дорогие мои Люсеночка и Вовасенька! Здоровы ли вы? Как здоровье Люсеньки? Меня очень и очень беспокоит ее болезнь. Я здоров, чувствую себя хорошо. Хотя короткая встреча с вами, но она дала мне новую силу, новую бодрость и мужественность. Я, правда, и не допускал себя к упадничеству. Наоборот, моя правота и невиновность дает силы и мужество переносить все лишения нравственные и моральные. Меня крайне удивляет одно: почему так либерально поступает краевая прокуратура против недопустимо длительной затяжки дела Кривош. след. органами? Почему до сих пор не поняли и резко не вмешались с тем, чтобы предотвратить ту тенденциозность и пристрастность при ведении дела, а это достаточно убедительно было доказано мною на суде спецколлегии 8 марта.
Ведь все, что в течение года было собрано, на суде мною документами и свидет. показаниями разбито. Нужно было ошибку признать и исправить ее, но Кипервас ее дальнейшим ведением дела усугубляет. Это с убедительностью подтверждает, что прокуратура третий раз вернула им на доследование и опрос моих свидетелей, чего они всячески старались не выполнять, но, с другой стороны, это к лучшему.
88

19 августа 1937 г.
Милые Нюша, Люсенька и Вовасенька!
Шлю привет! Желаю наилучшего для жизни и работы. Я здоров, бодр и прошу вас не беспокоиться.
Нахожусь в Колпашево. Всем, что нужно, обеспечен, зо у меня сейчас единственная необходимость в деньгах, руб. 50—60 нужно. Прошу телеграфом переведи на адрес: Нарым, окротдел НКВД Степанову Ал-дру Терентьевичу, для меня. Еще раз прошу, не беспокойтесь. Во всяком случае, скоро сможем работать и жить вместе. Целую всех крепко-крепко. Ваш гшпа Вова.
Агаф. Прокопьевна, привет! Прошу Вас, обязательно и быстрее пошлите мое письмо Нюре. Я не знаю, где они. Нюша, прошу, письмо и телеграммы пиши на имя Степанова. Все, что будет у тебя возникать трудного, обращайся телеграфно. Жду.
Через сорок пять дней после этого последнего письма Владимира Николаевича Петровского не стало. Его расстреляли 4 октября 1937 года*

ИЗ ДНЕВНИКА ЗАКЛЮЧЕННОГО
В архиве «Мемориала» хранится неприметная общая тетрадь, в которой конспекты по истории, стихи и песни, высказывания знаменитых людей чередуются с записями о себе и своей судьбе.
Это тетрадь Владимира Васильевича Мовмыго, которую передала «Мемориалу» его жена Лидия Семеновна Вебер-Мовмыго. В. В. мовмыго родился 24 ноября 1906 г. в г. Гродно. По специальности авиатехник. В годы войны работал в авиационном училище, эвакуированном в Омск. После войны, возвращаясь поездом на Украину к родным, мимоходом обронил фразу: «Долго ли нашей страной будет править нерусский?» Это стало поводом для ареста. В заключении В. В. Мовмыго находился с 17 января 1947 г. по 25 июля 1956 г. Прошел лагеря Воркуты и Иркутской области. Вместе с И. Г. Артамоновым и И. В. доброштаном активно участвовал в Воркутинском и Иркутском восстаниях заключенных. После освобождения жил в Новосибирске. Умер 18 апреля 1980 г.
* * *
16 июня 1955 г.
Чем объяснить гнетущее чувство, нигде не нахожу места. Шесть лет назад в этот день, шестнадцатого июня, начинался судебный процесс по второму делу. Вся картина запомнилась и свежа в памяти.
Пятый месяц нет писем от Нины, сына, гробовое молчание. Письмо Н. не облегчило, а еще больше отяготило боль сердца, болит душа, что-то необъяснимое гнетет...
Все это, мне кажется, следует объяснить общей усталостью, как физической, так и моральной, иногда появляется желание уйти, отмежеваться от всего, уединиться и не слышать гудков, железного лязга, всего громоздкого, металлического, что, кажется, давит на тебя, даже человеческие лица кажутся обременяющими.
^ 17 июля 1955 г.
Опять предвидится дорога — хотя официальной информации по этому вопросу нет, но интуиция заключенного редко оставалась неоправданна. Принимая во внимание эти слухи, 28/7 и 2/8 передвигаем несколько вперед, чтобы отметить эти даты с И. Гр. Apr. на 19/7-55, отмечая в узком кругу товарищей.
90

No comments:

Post a Comment